Проза - наше творчество > Фантастика, мистика и ужасы
Агластия. Дворянка.
Лифария:
Первая глава. Венчание
Гребень мягко приглаживал кудри. В солнечном свете они отливали золотистым, хотя на самом деле были каштановыми. Из зеркала на нее смотрела девушка. Пухлые губы взволнованно приоткрылись, покрытые матовой нежно-розовой помадой. Тонкий слой пудры делал и без того светлую кожу совсем белоснежной. В темно-зеленых глазах притаился страх. За ее спиной стояла эльфийка - ростом немного выше нее, но гораздо стройнее. Ее каре пшеничного цвета на фоне
каштаново-золотистых волос хозяйки выглядело мило, но блекло. И одета она была в неприметное
желтоватое платье.
- Агластия! - послышался властный высокий голос.
Агластия невольно вздрогнула. Уголки губ опустились, как перед плачем. Застучали каблуки и в комнату ворвалась женщина. Ее не очень большие, но выразительные глаза словно поблескивали
красным цветом, что в сочетании с
угольно-черными волосами придавало ей зловещий облик, словно вампирессе или колдунье. Увидев дочь, она сердито поджала тонкие, горящие
ярко-красные губы. Затем перевела взгляд на служанку. Та не смутилась, не отвела взгляд, лишь смотрела на нее широко распахнутыми глазами.
- Феленна, поторопись!
Кивнув, Феленна добавила к прическе несколько ленточек. Агластия взглянула на себя - наряженную и разукрашенную... проданную. Стоило ей об этом подумать - отчаяние захлестнуло ее с головой.
- Мама, пожалуйста... Я не хочу этого!
- Не начинай! - стремительно приблизившись, та сжала плечо дочери.
Та дернулась, из груди вырвался то ли всхлип, то ли стон, ещё немного - и у нее останутся царапины. Их глаза встретились в зеркале - одни наполнены ужасом, вторые гневом.
- Не понимаю, зачем ты это делаешь! Сама ведь знаешь, что на меня твои капризы не действуют! И я не позволю тебе и дальше бездельничать!
Рука с плеча переметнулась на локоть. И она повела ее. Агластия и сама понимала, что это должно было случиться. Но все равно - больно, обидно, страшно и унизительно. Корсет стягивает, точно доспех, тяжёлые полы бьют по бёдрам, явно не предназначенные для столь быстрой ходьбы.
Солнце ласково пригревает, но от волнения ей казалось, что в груди застряла ледяная глыба.
Однако Агластия не ответила на это, продолжая
изучать его. Густая черная шевелюра, серые внимательные глаза, тонкие губы, средний рост...
Было в нем что-то такое, что вынуждало держаться настороже.
Ощущая спиной взгляды родителей, девушка медленно приблизилась к нему. Аккуратно взяв ее руку прохладной тонкой ладонью, он нежно
прикоснулся к запястью губами - казалось, словно бабочка слегка щекотнула ее крылом.
Разогнавшись, представился:
- Норберион Ардесс де Ласафан.
- Агластия Венфириэн де Арансэ, - медовым голосом представилась она и легонько коснулась его щеки.
Впрочем, эти жесты не означали каких-то особых чувств, скорее проявление вежливости. Агластия перевела взгляд на стоящую за его спиной женщину .
Ее волосы хоть и были рыжими, но какими-то блеклыми. Встретившись с Агластией взглядом, она робко улыбнулась, ее карие, цвета молочного шоколада глаза потеплели.
- А это моя матушка - Илдея Алинкия де Ласафан.
.Черноволосый мужчина смерил ее взглядом холодных, словно предгрозовое небо, глаз. Его сходство с сыном поражало. Он слегка коснулся пальцев Агластии – она отметила, что его рука горяча, суха и крепка. Невзирая на привлекательность, в отце и сыне ощущалась некая угроза.
– Раммил Кемстрон.
Широко улыбаясь и лукаво блестя большими зелеными глазами, к ней подошла девушка. Ярко-зеленое платье подчеркивало рыжину ее волос. Она и сама казалась огнем.
– Кальвирна Эребера, – проворковала девушка, коснувшись ее руки горячими пальцами.
Брови Агластии взлетели:
-Вас назвали в честь демоницы?
Раздался негромкий, похожий на урчание кота, смех. Удивленно повернувшись на звук, девушка встретилась взглядом с будущим свекром.
–Уверяю, у вас еще будет возможность убедиться, что наша Каль еще та демоница!
–Папа ! – девушка густо покраснела, невзирая на
пудру.
Губы Агластии растянулись в кривую улыбку. Пожалуй, если она подружится со свекровью, все будет хорошо. Взгляд девушки упал на кареты за спинами ее новых родственников. Белые, как и ее платье. Но если платье расшили серебристым узором, заметным лишь на солнечном свету, то карету украсили золотом. На одной оскалились волчьи головы, на другой
горделиво раскрыли крылья чайки. На той карете, что с волчьими головами – яростно развевался темно-зеленый флаг с небольшими черными точками. На той, что с чайками - синева с белыми прямоугольниками.
Это символизирует оба рода и их земли.
Стремясь не заплакать, она прикусила язык. Это помогло, она даже выдавила из себя улыбку и, не глядя ни на кого, вошла в карету. Обшитые
темно-зеленым бархатом подушки ждали её.
3астучали копыта. Украдкой вздохнув, девушка уставилась в окно. Приветливо покачивались деревянные вывески, флаги трепыхались на ветру.
Туда-сюда сновали простолюдины, почти все они несли в руках ящики, мешки, корзины... Не
сдержавшись, презрительно фыркнула. Простолюдины.. Хоть они и пытаются казаться свободнее -но на самом деле рвутся к деньгам и власти намного сильнее обедневших, но но сохранивших честь и достоинство дворян. Дворяне хотя бы не гнушаются подкладывать своих дочерей в надежде получить бастардов. Мысли девушки переметнулись на Норбериона. Все-таки чего она боится больше - чтобы он уделял ей внимание или был холоден и изменял? Украдкой взглянув на мать, Агластия поняла, что с ней говорить на эту тему точно
не будет. Все, что матери от нее нужно-беспрекословное подчинение. Мысли об этом пробудили в ней горечь и облегчение. Все же невестка- это другое положение.
Несмотря на волнение, Агластия все же заставила себя выйти из кареты самостоятельно. Сердце замирало, солнце
пригревало и даже полы платья уже не
хлестали, а ласково приглаживали. Как будто обстановка смягчилась, увидев ее согласие. Из кареты вышел ее отец. Они редко общались, ведь он часто уезжал. И все же он относился к ней теплее, чем мать.
Грустно улыбнувшись, он слегка хлопнув дочь по плечу - горячая крепкая ладонь мимолетно коснулась ее и он пошел в церковь.
Агластию кольнуло ядовитое чувство вины.
Ну в самом деле, могла бы хоть ради отца вести себя
лучше. И в то же время злость жгла ее изнутри - что ее попросту продали. Даже несмотря на то, что выбрали
хорошую партию. Не глядя ни на кого, гордо подняв голову, девушка вошла внутрь.
Изнутри церковь оказалась просто огромной. Узкие
окна располагались почти под потолком, через них
виднелась лишь синева, украшенная облаками. Как будто нарочно - чтобы отгородиться от мирской суеты и видеть то, что вечно.
Но, несмотря на это - здесь все равно царил
полумрак. Впрочем, он лишь придавал
таинственности. Скамьи, обычно простые , сегодня
накрыли синим атласом. Цвет их рода.
И даже переход в другую семью не заставит ее об этом забыть. Ободренная этой мыслью, девушка
вложила свою ладонь в руку отца. .
Приглашенные музыканты начали играть, а она
неспешно пошла вперед. У алтаря стоял священник.
При взгляде на него Агластия с ехидством подумала,
что он годится ей в прадеды. Его впалые щеки в полумраке отливали серостью, на лице торчали короткие белоснежные щетинки. И в целом он
выглядел усталым, словно вот-вот уснет. Как ни странно, ее это развеселило. Что скрывать ,ей хотелось ,чтобы эта церемония побыстрее закончилась. Замечтавшись, девушка уставилась в одну точку, слова священника превратились в неразборчивый гул.
– Леди Агластия, вы согласны?.
Встрепенувшись, она выпалила:
– Да!
Норберион мягко повернул ее к себе. Его руки легли на талию. От этого Агластия невольно сжалась. Превозмогая страх, робко приоткрыла губы и закрыла глаза. Медленное прикосновение обдало ее нежным теплом. Левая рука Агластии сама собой поднялась и остановилась на затылке. Правая рука крепко обнимает его за плечи. Страх отступил и,
повинуясь возникшему порыву, девушка впилась в его губы так яростно, что даже самой стало стыдно. Но она знала, что быть с ним
Лифария:
Вторая глава. Шутка и мысли о семейной жизни.
Кальвирна шла по двору, прислушиваясь к звукам, доносящимся из поместья. Ветерок доносил сладкие цветочные запахи. Во дворе никого не было, видимо, все ушли работать внутрь. Впрочем, сейчас ей хотелось вдохнуть свежего воздуха в одиночестве. Возможно, это танцы утомили ее. Девушка остановилась перед кустами роз. Поглаживая белые лепестки, задумалась. Что она вообще знает о замужестве? Сама Кальвирна не хотела замуж, видя в браке лишь список обязанностей и правил.Вдруг ее озарила мысль, от которой она хитро улыбнулась. Оборвав молочно-белый и кроваво-красный бутоны, девушка вернулась в дом. Обогнув зал, бесшумно прошла по коридору. Затем стала наугад открывать все двери. Наконец, оказавшись в роскошной спальне, положила розы под одеяло, оборвав пару лепестков. Затем пошла по коридору и, войдя в чью-то каморку, положила их там на пол. И выскочила в зал.
Первое, что увидела – белое облако посреди зала. Вглядевшись, узнала в нем свою невестку. Должно быть, Агластия уже успела выпить, потому что настроение у девушки заметно приподнялось. Помахивая юбками, она громко стучала каблуками. Судя по всему, ей не было дела до других. Впрочем, большинство присутствующих улыбались вполне искренне. Разве что графиня Килесса пыталась хмуриться, но покрасневшие щеки и подрагивающие уголки губ выдавали ее смущение. Мать опустила глаза в тарелку с рыбой, в то время как отец ей что-то нашептывал. Норберион сидел за столом, обсуждая что-то с незнакомым юношей. Когда она подошла – хитро улыбнулся и окинул ее таким взглядом, от которого ее бросило в жар. Однако девушка сделала вид, что не заметила этого и повернулась к брату. Между бровей пролегла складка, нижняя губа недовольно оттопырилась. В ответ Норберион лишь шире улыбнулся:
- Что-то не так?
- Нет, все так, просто… - она вздохнула. – Ты не мог бы со мной поговорить?
- Говори. Я слушаю.
- Я.. хочу поговорить наедине.
До ее уха донесся смешок, но она даже не глянула в его сторону, предпочитая не сводить глаз с брата. Нежная и в то же время снисходительная улыбка согрела его лицо. Он бросил лукавый взгляд на свою жену. Агластия уже устала танцевать и сейчас сидела, отпивая из бокала и не обращая внимания на свою мать, которая сердито выговаривала ей что-то.
- Ну пойдем.
Аккуратно вложив свою ладонь в его, Кальвирна плавно, даже немного лениво задвигалась в танце. Старший брат на нее очень странно влиял, словно остужал ее характер. Иногда это помогало избежать неприятностей, но чаще раздражало.
- Итак, о чем ты хочешь поговорить?
- Как тебе… это все?
- Мне дали прелестную супругу. Глупо жаловаться, - он через плечо оглянулся и мрачно усмехнулся.
Однако девушку не покидало ощущение неправильности происходящего. Она все равно хотела найти хоть какой-то намек на недовольство.
- Неужели тебе правда нравится, что твою судьбу решают за тебя?
В его глазах блеснул озорной огонек. Вздохнув, Норберион взял ее кончиками пальцев и повернул, плавно кружа ее в танце.
- Не всегда навязанный другими выбор непременно плох, моя свободолюбивая.
- Но… этот выбор делается в пользу других.
- В данном случае выбор родителей мне нравится больше моего. Ты просто боишься, что тебя тоже поведут под венец с кем-то из этого семейства.
Не давая ей возможности возразить, криво улыбнулся и вернулся к столу.
Феленна шла по коридору. Ее спина ныла, голова была занята мыслями о предстоящем сне. Как вдруг, к своему ужасу, обнаружила там того, кого не ожидала встретить. Свет не горел, но в свете луны, пробивающейся через маленькое окошко, его лицо хорошо освещалось. Светлые волосы отливали голубизной, лицо казалось совершенно неживым.
- Феленна.
Его голос будто резанул холодом. Эльфийка невольно поежилась:
- Я что-то сделала не так?
- Да.
Он шагнул ближе. Рука поднялась и в ладони девушка увидела жемчужно-белый и кроваво-красный бутоны. Страх уступил место недоумению. И еще – предчувствие. В голубых, кажущихся ледяными глазах, притаился упрек. Но за что он упрекает ее? Феленна ничего не понимала. Но почему-то ей было стыдно, как будто она и вправду что-то сделала.
- Зачем ты положила мне эти цветы?
От волнения у Феленны пересохло, она не знала, что ответить. На глазах выступили слезы. Смяв юбку, она опустила глаза. Какое-то упрямство мешало ей признаться, что это сделала не она. А может, дело в том, что она не могла упустить такой шанс.
- Господин Фьордель, я.. люблю вас.
Сердце ухнуло куда-то вниз, но она заставила себя поднять глаза. На лице Фьорделя отразилось изумление, тут же сменившееся гневом:
- И ты решила, что свадьба моей дочери – лучший момент для подобных признаний?!
Феленна заплакала, дрожа всем худеньким тельцем. Никогда еще она не ощущала себя настолько жалкой. Особенно перед ним.
- Я.. я наблюдала за вами и госпожой Все думала о том, что вы заслуживаете лучшего, чем леди Килесса. И когда я увидела, что вы обрекли на ту же участь собственную дочь, я не выдержала.
Девушка говорила сбивчиво и тихо. Наконец умолкла и подняла глаза. Фьордель раздраженно вздохнул. Его правая рука тяжело опустилась на ее плечо. Левая прошлась по щеке, размазывая слезы. Большой палец прошелся по нижней губе, затем переместился на подбородок. Тепло его дыхания обдало ее, глаза сузились.
- Глупая девчонка, - произнес Фирдель. – Не тебе решать, кому как жить. Ты всего лишь служанка, которую взяли из жалости.
- Неужели вы счастливы с ней?
Ее перепуганные глаза выглядели просто огромными. В душе Фиорделя заворочалась жалость. Этот невинный ангелок точно влезет в неприятности, если подпустить ее ближе. А этого ему не хотелось.
- Я не люблю тебя, - он убрал руки.
С языка была готова сорваться угроза выдать ее замуж, но вслед за этим остановила мысль, что это слишком жестоко. Бутоны упали на пол. Фиордель развернулся. и ушел, оставляя за спиной рыдающую девушку. Ни сомнений, ни сожалений. Он сделал все правильно и чувства маленьких девочек значения не имеют.
Норберион вошел в спальню с Агластией на руках.
Он устал от танцев, его немного подташнивало от количества выпитого и съеденного. Кроме того, его смущало то, что молодая жена вдрызг пьяна. "По крайней мере, она хотя бы красива, - подумал он, укладывая ее на постель, прямо в центр переплетений медных и черных узоров на бархатном покрывале.- И достаточно крепка, чтобы выдержать беременность и роды.» Сама же Агластия чувствовала себя совершенно счастливой, ей казалось, что атмосфера праздника не отпускала ее, хоть сил веселиться уже не осталось. Что-то защекотало ее спину – и дышать стало значительно легче. Некоторое время раздавались шорохи, затем крепкие горячие руки обхватили ее, стягивая платье. Уставшая от корсета кожа мгновенно начала зудеть. Вдруг откуда-то полилась спасительная прохлада. Запахло цветами. С ее губ сорвался стон блаженства. Тонкие пальцы растирали ее соски. От этого по телу начали бежать мурашки, что-то отзывалось внизу живота. Повернув Агластию на спину, стянул шелковой лентой ее запястья. Опустившись сверху, накрыл ее собой. Нежно поцеловал, а потом рванулся вперед. Агластию будто огнем обожгло, с криком она вжалась в постель. Выскользнув из ее тела, выждал, пока боль пройдет, затем осторожно начал входить и выходить. С удивлением она обнаружила, что это еще и приятно. Страх сменился радостью. Низ живота запульсировал от наслаждения, пробуждаемого горячей твердой плотью. Наконец она изогнулась и почти сразу ощутила на бедрах горячую жидкость. Развязав ее, он повернулся на бок. И уснул.
Лифария:
Третья глава. Их Величества
Агластия вышла из кареты, опираясь на руку супруга. В лицо дохнуло сырым после дождя воздухом. Она с трудом поборола желание поежиться. Уж очень непривычно было носить платье из красивой, но жёсткой, темной и тонкой ткани вместо мягких и светлых, как в ее родной провинции. К тому же здесь отсутствовал корсет, его заменяли вставки и шнурок,
позволяющие приподнять или сжать грудь, придавая ей нужную форму.
Уголок тонких губ игриво приподнялся, в глазах цвета грозового неба горела искорка. "Скорей всего, думает о нашей первой брачной ночи", - подумала Агластия.
Стыда не испытывала, страха тоже. Но все же какой-то шаловливый огонек вызывал желание не подпускать его к себе вновь. Словно это не законный супруг, а всего лишь поклонник. Она скользнула взглядом по улицам. Так вот он какой, Рагфелиан. Повсюду высокие, в пять этажей, дома и башни. И площади. И, что особенно примечательно - все отделано
серо-фиолетовой плиткой. Холодное безграничное величие. От всех этих высот и осознания, что она находится в самом сердце их славной империи, кружило голову. Казалось, ещё немного - у нее вырастут крылья и ветер подхватит ее, унося к облакам . К тому же выглянуло солнце. Хоть теплее и не стало - все же уныние с города сошло. Похоже, ее настроение передалось мужу и свекру, они тоже заулыбались. И повели ее во дворец.
Статуи из мрамора, портреты предков нынешнего императора. Даже без корсета грудь Агластии сперло от волнения. Она не готова к этому, но мужнина рука упрямо ведёт ее по коридорам. Она не знала, сколько поворотов они уже прошли. И вот
распахнулась дверь.
Потолок показался ей огромным, вдвое выше, чем в соборе. Посреди зала стояли два трона. Из жёлтого, отличающего
зеленью камня. На троне повыше восседал мужчина примерно тридцати лет.
Его Величество выглядел хмурым. В серо-голубых глазах застыло отрешенное выражение. Светлые, зачесанные назад волосы отливали медью. Тонкие губы очерчивала аккуратно подстриженная борода. Похоже на то, что он полностью ушел в свои мысли. Агластия отметила, что под мантией император одет хоть и в одежду из дорогих тканей, но простую.
Рядом с ним сидела женщина. Ее пшеничные волосы были собраны в две косы. На ее плечах лежали тонкие золотые полосы, руки обтягивали узкие белые рукава. Живот покрывали ромбовидные кусочки черной кожи. Ноги скрывали полы из белой ткани. На шее висела подвеска с крупным изумрудом в форме сердца. Таким, как ее глаза, в которых Агластия разглядела заинтересованность. И теперь, вглядываясь в их лица, она пыталась понять, что думает и чувствует. Одно знала точно – что боится. Разумеется, Агластия понимала, что никто не потащит ее на казнь за неверный жест или слово. Император зависим от своих подданных так же, как они от него. Императрица выглядела необычайно яркой. Но ее лицо пересекали три шрама, отливающие странным цветом – как будто серым и телесным. А еще кожа на этих шрамах не блестела на солнце. Как будто она намазалась глиной. Умом Агластия понимала, что вряд ли Ее Величеству понравится столь пристальное внимание к своей особе. Но оторвать взгляд от этих странных шрамов и опустить глаза как ни в чем ни бывало почему-то не могла. Тем не менее губы императрицы тронула благосклонная улыбка. Агластия расслабилась.
- Позвольте представить – моя супруга Агластия Вэнфириэн де Ласафан.
Сонное выражение покинуло лицо императора, теперь он внимательнее смотрел на новоявленную наследницу графства Ижурнэ. Молодая женщина, стояшая перед ними, хоть и выглядела смущенной, но под смущением проглядывало что-то еще. Упрямство? Еще один бриллиант, которому предстоит пройти огранку испытаниями? Сколько же при дворе побывало личностей… И у многих первое впечатление обманчиво. Бывали ведь случаи, когда простолюдины и бастарды добивались влияния, а особи королевских кровей шли на плаху. Так что.. Упрямство может как помочь добиться успеха, так и погубить. Впрочем, у него нет времени на размышления и разговоры.
- Поздравляю с началом семейной жизни, - холодно-равнодушно произнес император.
Ощутив укол унижения, обиды и боли, Агластия опустила глаза.
Ей хотелось, чтобы поздравление было не таким официальным. Словно печать на очередном документе поставили. Но тут раздался низкий, но в то же время мелодичный голос:
- Добро пожаловать в высший свет нашей славной империи.
Подняв голову, Агластия с изумлением взглянула на императрицу.
- У тебя будет очень много возможностей. Не терпится увидеть. как ты ими воспользуешься, дитя.
Щеки Агластии порозовели.Сглотнув, она улыбнулась. И тут почувствовала, что ее касается горячая и крепкая рука. Она с удивлением взглянула на свекра. Кемстрон не смотрел на нее, но ей показалось, будто его горячее дыхание обдало ее. Молодая женщина испытала радостное волнение, как будто вот-вот узнает некую священную тайну.
- А теперь повторяй за мной.
И она повторила:
- Я, Агластия Венфириэн, урожденная де Ласафан, ныне де Арансэ, приношу клятву верности Рагфелии и ее правителю. Да благословят боги мою клятву.
- Я, Фрелидиан Рагфир де Кирвиан, принимаю твою клятву.
- Я, Лизой Феарасвива де Кирвиан, принимаю твою клятву, - дополнила императрица.
Мужчины поклонились, Агластия присела в реверансе и они вышли.
Лизой взглянула на мужа:
- Что скажешь?
- Скажу, что девчонка выглядит неопасной. Но это пока. Боюсь, вряд ли у нас будет возможность повлиять на происходящее напрямую.
Фрелидиан досадливо прикусил кончик языка, соглашаясь с женой. Он уже неоднократно убеждался: недооценивать врага очень опасно. А в том, что Ласафаны воспитали девчонку по своему подобию, сомневаться не приходится. Да и по лицу Агластии видно, что она не из тех, кто будет отсиживаться дома. Даже если просто жаждет развлечений - ее все равно можно использовать, притом так ловко, что она и сама не поймет этого. Жалел ли он ее? Вряд ли. Ведь это будет для него очередной неприятностью.
Шаги гулко стучали в тишине. Но теперь на лице Агластии играла радостная улыбка. Приятно было думать, что все уже позади. Норберион поглядывал на жену.Его умиляло ее настроение. Да и в целом внешность будила в нем аппетит. Маленькая, пухленькая, с розовыми щечками напоминала спелое яблоко. А вот что делать с характером? Пожалуй, спрашивать совета у родителей не стоит – его мать совсем не похожа на Агластию. И, что самое сложное – Норберион сам не знал, какую жену хочет видеть рядом. Среди знали Рагфелии договорные браки заключались среди наследников родов и старших детей. Младшие же выбирали пары сами. Иногда даже открыто сожительствовали с простолюдинами. Такая уж у рагфелианцев мораль – бастард еще имеет право на титул и наследство, простолюдин обычно нет. Хоть их с Агластией поженили по договору – у них есть шанс полюбить друг друга. Для начала нужно откровенно поговорить о том, чего они оба хотят.
Лифария:
Они должны были идти прямо к выходу. Вместо этого свернули влево. Никаких окон, низкие потолки… Душно и жарко. Агластия чувствовала неясную тревогу. Почему они не уходят, что случилось? Она же была уверена, что они здесь только ради официального представления Их Величествам. Как же страшно идти с незнакомцами, пусть даже они и зовутся твоей новой семьей. Спросить? Да нет, не стоит. Еще ругаться будут. Они остановились у гобелена, расшитого черным, коричневым и фиолетовым цветами. Кемстрон стукнул по ближайшей двери три раза и она распахнулась. На пороге стоял юноша. Его идеально гладкая, без единого шрама кожа отливала бледно-зеленым цветом. Судя по всему, сын дриады или какого-нибудь орка-гоблина-тролля.. Но точно полукровка – черты лица человеческие. Да и фигура стройная по сравнению с чистокровными представителями этих рас. Но самое главное – Агластия хорошо его знала.
- Хабстер? Ты?
- Тише, госпожа Агластия, - прошипел полукровка. – Заходите все. Быстрее!
Внутри комнатушка оказалась маленькой. Одинарную кровать покрывало шерстяное одеяло цвета высохшего сена. В углу стоял простой, но добротный шкаф. У небольшого, обрамленного белыми занавесками окна стояли небольшие стул и стол. Окинув обстановку взглядом, Агластия поежилась. Он что, правда спит здесь? Но тут же так невыносимо холодно… И поему он вообще здесь, если у него есть хороший дом в Фиоране? Мужчины сели на кровать и стул, Агластия осталась стоять у двери, словно была готова в любой момент сбежать. Ее присутствие здесь явно лишнее, она просто ждет, когда они отправятся домой. Пожалуй, запутанное у нее положение – членом одной семьи перестала быть, членом другой еще не стала. А в самом деле – сколько нужно времени, чтоб стать своей? Два года? Год? После смерти свекров или мужа? Или вообще после вступления детей в совершеннолетие? Агластия усмехнулась своим же мыслям. Нет, чем скорее она заставит всех себя уважать, тем лучше. Без крайностей – ей не хочется, чтобы муж уезжал при любой возможности, а дети и слуги боялись ее как огня.
- Я побывал там на прошлой неделе, - голос Хабстера вывел ее из раздумья. - С виду все спокойно, но недавно зачем-то привезло большой груз древесины.
- Собираются отстраиваться? Прокладывать тайные тропки и строить убежище в Хамастонде? – спросил Норберион.
- Звучит довольно интересно, но.. – Кемстрон призадумался. – Собирать преступников и наемников? Вряд ли. Барон Сартуль не настолько важен, чтобы укреплять свое влияние.
- А что, если он делает это не для себя? – высказался Норберион. – Вдруг у него есть какой-то покровитель?
- У Сартула? – фыркнул Кемстрон. - С чего вдруг? Ему нечего предложить, кроме…
- … своих земель. Ты напрасно недооцениваешь его. Ведь при согласовании с несколькими землевладельцами он может обустроить проход даже в Аркорн, не говоря уж о Сарекоузе.
Кемстро покачал головой, в его глазах блеснули тепло и снисходительность.
- Ты забываешь о Скале наблюдения, мальчик мой. Думаешь, дриады так сильно хотят видеть у себя незваных гостей?
Глаза Норбериона мечталельно блеснули, как будто он и сам не прочь туда попасть, но он продолжил:
- Друиды..
-… придерживаются нейтралитета, - договорил Кемстрон.
- Если их не убедить, что природа и цивилизация угрожают друг другу, - уточнил Норберион.
- Ох… Надо бы провести разведку. Только просто так наших разведчиков никто не пустит.
Агластия прикусила кончик языка, стремясь сдержать улыбку. Ну конечно, легко понять, чего он добивается. И Хабстер тоже понял – уж слишком сосредоточенным стало его лицо.
- Сколько? – спросил он, поднимаясь со стула.
Кемстрон поднял глаза, будто только сейчас его заметил:
- Что?
- Заплатите сколько? – упрямо повторил полуорк. – Я съезжу. Мне нетрудно.
- Куда?
- По разным деревням и селам, - уклончиво ответил наемник. – Вы же знаете, что я не предам вас, но часть денег мне требуется прямо сейчас..
- Что ж.. учитывая верную службу на моих дражайших родственников, твой опыт и нежелание уточнять места и сроки, я могу предложить только… - он достал расшитый золотом темно-красный шелковый кошель и вручил Хабстеру две крупных серебряных монетки.
Тот фыркнул, но деньги все-таки взял. И сразу после этого они вышли.
Лифария:
Копыта стучали по мостовой, карета покачивалась и время от времени подпрыгивала. В то время как муж и свекор что-то весело обсуждали, Агластия отвернулась. Обида обжигала душу, пробуждая злость. Ну вот какой вообще во всем этом смысл? Привезли, показали, словно какую-то необычную куклу.. Ее! Пусть это и император с женой – но все равно как-то… унизительно, что ли. И даже домой после прибытия в столицу не заглянули. Неужели Кемстрон настолько сильно уважает императора? Или боится? Как же глупо, что родители сочли ее достаточно взрослой, чтобы выдать замуж, но не достаточно, чтобы посвятить в такие подробности. Они что, тоже думают, что она здесь только детей рожать собирается?! От этой мысли душу Агластии заполонили гнев, отчаяние и негодование. Ну ничего,надо это исправить.
Карета остановилась. Взявшись за руку мужа, Агластия подняла голову. Налетевший ветер растрепал тяжелые кудри, одна прядь упала ей на лицо. Норберион остановился. Его горячая рука скользнула по ее щеке, заправляя волосы за ухо. Агластия игриво улыбнулась мужу и, будто в ответ на это, выглянуло солнце и отразилось в ее глазах. Невольно мелькнула мысль, что сейчас для их брака наступает самое счастливое время – ведь сейчас они еще юны, бездетны и не обременены грузом власти. Это потом уже начнутся дети, политика – и даже развлечения придется использовать для получения выгоды. А еще.. хорошо, что они одного возраста. В Рагфелии вообще считалось глупым выдават юную девушку за старика, каким бы богатым он ни являлся. Ведь он долго не проживет, а смысл брака в том, чтобы провести вместе всю жизнь. К тому же есть опасность утраты мужской силы, что обрекает молодую жену на бездетность. Или вынудить ее изменять, а потом воспитывать чужих детей.
Вызывает ли муж у нее влечение? Трудно сказать. Умиление – так точно. Агластия перевела взгляд на особняк. Темно-шоколадная крыша горделиво возвышалась над белоснежными стенами. Особняком стояла башня, острым концом указывая в небеса. Агластия пристально вгляделась, но никого там не увидела. Ладно, с этим разобраться можно и попозже. Ворота открылись, являя двор с каменными дорожками. Высокий мужчина стоял и кричал на двух слуг. Жиденькие светло-русые волосы, цветом и тонкостью напоминающие солому, обрамляли его круглую словно шар голову. Черная жилетка, казалось, была готова лопнуть на его огромном животе. На земле лежало ведро. Трещина расколола его посередине. Отломанная ручка лежала в стороне. И тут блестели румяные крепкие яблоки, которые, судя по всему, эти слуги и рассыпали.
- Добрый день, Шим, - ни капли не испугавшись, Кемстро подошел к нему. – Что у тебя тут происходит?
Шим тут же обернулся. Его маленькие карие глазки впились в Агластию внимательным и вместе с тем злым взглядом. Словно оценивал ее как противника, определяя, насколько она для него опасна. Солнце выглянуло и тут же подул холодный ветер. Кожа тут же отозвалась мурашками, но Агластия выдержала это, лишь ее губы и крылья носа презрительно приподнялись. Сделав вид, что не заметил – он перевел взгляд на Кемстрона, сразу же растянув губы в подобострастной улыбке и пролепетал:
- О, Ваше сиятельство! Я не слышал, как вы подошли.
Агластия испытала отвращение. Похоже, очередной жадный трус. Лебезит перед сильными и отыгрывается на слабых. Вдруг ее спины коснулась рука.
Обервнувшись, она с удивлением взглянула на мужа. Он смущался и отводил глаза, будто натворил что-то.
- Разговор есть.
- Наедине? – добродушно усмехнулась Агластия.
Как же приятно ощущать себя хозяйкой положения! Каким-то особым чутьем молодая женщина почувствовала, что зачем-то нужна им. Интересно, какое к ней может быть дело?
- Не совсем, - он замялся, - мы трое поговорим – я, ты и отец. Хорошо?
Улыбнувшись, Агластия кивнула.
Навигация
Перейти к полной версии