Двое и война.
Сколько я помню, нас всегда было двое. Двое. Только двое. Ни больше, ни меньше. Да больше и не надо было. Просто двое упрямых, молодых, эгоистичных. Это все синонимы. Мы боли молоды, романтичны.
Оба с сияющими глазами, растрепанными волосами, с вечной улыбкой на тонких губах. Из тех, которые живут в мечтах. Снах. Живут – чтобы жить. Мы были молоды, говорю же. Мы жили сегодня. Только сегодня. Мы так могли бы прожить вечно. Парень и девушка. Двое. Имена… Да не важно. Кто их теперь вспомнит? Все стерто. Но мы были. Двое.
Мы смеялись и пели песни, мы читали стихи, мы ругались, целовались, бегали под дождем, расцветали с весной, плакали с осенью. Танцевали ночью. Бегали встречать рассвет.
Говорю же, мы были, и нас было двое. Все когда-то было.
Мы рисовали. Вы пробовали рисовать? Это когда кистью – по белому листу. А второй - стаканом с водой на мольберт. И вся краска течет. Как дождик по стеклу. Мы смеялись, дрались, ругались, рвали листы, рисовали. Журавлей в осеннем небе, рассвет в тумане, жасмин в цвету. Мы отбрасывали картины, забывали. Рисовали не ради искусства. Ради жизни. Только ради жизни.
Мы писали стихи. Строчки ложились на бумагу, легко, беспечно. Мы писали о том, чего никогда не знали. Мы кричали стихи, пели их, молились ими, признавались в любви. Бросали листки на столе и бежали в лес. Залезть на дерево. Смеяться, кинуть шишку в лоб, получить в ответ по затылку. Снова смеяться.
Мы сочиняли рассказы. Мы плакали, когда писали, жалобно всхлипывали, ведя ручкой по листку. Потом читали осенними вечерами, завернувшись в один плед.
Да я уже говорила: мы были молоды.
Этим все объяснялось. Молодостью.
Бежали по мокрому лугу наперегонки. Неужели и вправду когда-то бежали? Это – было? Мокрая трава под ногами, лужи, мелкий дождик, незабудки на лугу, босые ступни, мокрая синяя юбка. Это - было?
Эгоисты. Двое эгоистов. Мы требовали к себе постоянного внимания.
- Пошли гулять!!! – в два часа ночи.
Мы верили только жизни. Мы не проповедовали добро, нет. Но мы и зла в себе не несли. Мы все равняли по себе. Как мне будет хорошо, так и правильно.
Потом была война.
Бежать от армии. По стране автостопом. Собрать пожитки – и бежать. Покидать вещи в рюкзак, деньги в карман и – вперед. Потому что мы были молоды. Мы были эгоисты. По странам налегке. Вся география за несколько недель. Весело, беспечно. Потому что шла война. Мы писали стихи. Мы рисовали. А где-то шла война. Где-то кто-то умирал. А мы жили. Мы смеялись, разбрызгивая соленую воду моря. Мы грелись на солнышке, пели песни небу.
Потом мы вернулись. А там еще была война. И была осень. Мы плакали вместе с осенью, вместе с вдовами и сиротами. Плакали о себе. И мы больше не писали стихов, не рисовали акварелью, не бегали под дождем.
Мы читали стихи, кричали стихи, орали во всю глотку, отчаявшись быть услышанными. Потому что нам было плохо. Мы выплескивали боль, а нас игнорировали. Они дрались за идеалы. А нашим идеалом была жизнь. Просто жизнь. Без всяких причуд. Мы рисовали кровью на камнях и траве, по которой раньше бегали босиком. Мы собирали фиалки под пулеметной очередью, бегали под дождем из пуль. Мы убивали, только когда под угрозу попадала наша жизнь. Только наша.
Мы встречали весну в окопе. Пахло кровью и грязью. Нам было плохо. Мы впервые плакали весной. Это не наша была война. Мы даже не знали причин конфликта. Нам сказали воевать – мы воевали. Мы спали, укрывшись одним тощим одеялом, воевали рука об руку. Двое. Нас всегда было двое.
И мы все еще читали стихи, рвали глотки, пели песни на поле боя.
У нас не было патриотизма, только желание жить. Пусть даже в окопе. Жить.
А потом все оборвалось. Это был бой, это были новые строчки стихов, которые лезли нам в голову, это был грохот снарядов.
И было тело, распростертое на дне окопа. Тогда я впервые осталась одна. И не было больше двоих эгоистов.
Несовместимые характеры. Эгоизм. Упрямство.
Одной страшно стало жить. Я только теперь поняла, что все время чувствуют люди. Они ведь в большинстве своем одиноки. Хотя сами не подозревают об этом. Это страшно – быть одному.
Нас было двое… одинаковых. Абсолютно одинаковых. Родных. Теперь осталось только отражение в зеркале и тень. Двое. Всегда двое. Двое эгоистов.
Теперь одна?
Или все-таки двое?
Я и война. Я и жизнь. Я и мое прошлое. Я и мои мечты.
Что ж, только теперь я знаю, что такое одиночество.
Одиночество – это когда не к кому припасть головой на грудь. Никто не обнимет, не поцелует, не утешит. Никто не разбудит в пять утра, чтобы полюбоваться рассветом, ни в кого не запустишь спросонок подушкой, не нарисуешь ничей портрет, никому не посвятишь стихи. И даже ни на кого не обидишься, потому что только очень близкий может обидеть. Именно обидеть. Не сядешь, поджав ноги на диван, не повернешься спиной ко всему миру, не услышишь насмешливый голос и не почувствуешь теплые губы.
Один – это страшно. Можно быть одним в толпе.
А нас было когда-то двое. И был у каждого упрямый индивидуализм. Двое.
Но потом была война…
