Купалье. Продолжение "Осенин"

[Noanne-Ny]

Завтрак

Луч восходящего солнца коснулся капли росы на лепестке кувшинки, наполняя её внутренним светом, подобно отблеску свечи в глубине предсказательного хрустального шара, и делая похожей на искорку упавшей с неба звезды. Звезды, так похожей на солнце… Цветок будто бы сам испускал тёплое золотистое сияние, а белые лилии, из-за розоватого отблеска на лепестках походившие на экзотические лотосы, были зарождающимся рассветом, струящимся нежной дымкой на фоне холодного чёрного провала водной глади…
Чуть позже вначале туманное серое утро просветлело, и пушистый перламутровый покров у горизонта порозовел и прояснился, а купол неба провалился в лазурную бездну… Вите даже показалось, что она видела гало вокруг светила, как, говорят, бывает по большим праздникам, особенно на рассвете дня, предшествующего купальской ночи – самой короткой в году, но от этого не менее долгожданной. Девушка вышла из ледяной воды чистого пруда, смахивая с себя капли воды и отряхиваясь по-звериному, «цыганочкой», из-за чего облако мелких брызг создавало призрачное «гало» над ней самой. Эффект подобной иллюзии усиливался благодаря тому, что восток находился у неё за спиной, из-за чего златовласая красавица сама казалась зарёй, поднимающейся из-за горизонта.
Это было загородное прибежище Нии, где девушки собрались на празднование самой короткой ночи в году, изначально называвшейся Купальской – временной точкой соединения водной и огненной стихий, и лишь позже перенесённой по новому официальному календарю. Участок простирался метров на сто с севера на юг и на шестьдесят-шестьдесят пять с востока на запад. По периметру шла живая колючая изгородь: можжевельник, туи, кипарисовик и кустарниковый тисс по восточной стороне и акации, облепиха, крыжовник, шиповник, боярышник, тёрн,  элеутерококк и астрагал на западе.
От изгороди вглубь периметра простирались хаотичные насаждения смешанного леса: преимущественно хвойные – на севере, и лиственные – в южной части участка. «Озерец» двадцатиметрового диаметра было три: юго-восточное, родниковое, порождённое водой из криницы, пробивавшейся из-под зарослей тёрна почти в самом юго-восточном углу участка, юго-западное, вторичное, усеянное цветущими кубышками и лилиями и лишь по окраине поросшее камышом и тростником, и болотце для лекарственных трав и клюквы на севере. Между «озерцами» было ещё по круглой поляне с двухэтажными домами на каждой: луг-пасека с жилым домом на юге, крапивник-быльник с баней на северо-востоке и злаково-льняное поле с мастерской на северо-западе. В итоге все четыре поляны и три пруда образовывали шестилепестковый «цветок», окружённый садово-лесными насаждениями. Соединялись они «островом» такой же величина, вдоль окружности которого по кольцевому неглубокому рву с булыжным дном и проходил отводной ручей, соединявший пруды, прямо по стыку «лепестков», поросших репеем. Практически всё пространство центрального острова было заливным лугом, усеянным изящными лакированными листочками копытня, похожими на сказочный ковёр из драконьей чешуи, а после дождя и вовсе сияющий, словно продолжение водной глади прудов. В центре луга находилась открытая беседка, увитая плющом и диким виноградом. С юга, от самой границы хвойной и лиственной частей изгороди, к жилому дому шла муравяная тропинка. Ещё шесть небольших лужаек метра по два расположились между внешними стыками «лепестков».
Примечательной чертой конструкции зданий, увенчанных изогнутыми на азиатский манер крышами, была их гексагональная симметрия. Каждое помещение, а их было шестнадцать вместе с беседкой, представляло собой отдельную ячейку – шар, усечённый по бокам шестигранной призмой. Все ячейки размещались по принципу бильярдной «пирамидки» вверх и вниз: по три ячейки на первом и по одной на минус-первом и втором этажах.
Опорными для ячейки были верхний и нижний (закрытый настилом пола) купола, образованные эластичными дугами, и шесть опорных балок по углам. Там, где ячейки этажа соприкасались углом, балка была общей. Этажи крепились друг на друге углублением купола – в пространство на стыке, пустоты были заполнены пористым связующим, также выполняющим функцию теплоизоляции. Все три этажа каждого дома соединяла одна винтовая лестница по центру. От кольцевого ручья часть воды шла по каменистому углублению напрямую в дома, обеспечивая водоснабжение первого этажа, откуда после отводилась по току воды, выходя из дома на заболоченность. Поэтому Ния очень щепетильно относилась к составу детергентов и косметических средств, привозимых гостями. Сама она довольствовалась горчицей вместо мыла и ПАВ для мытья посуды и растительными настоями и маслами в качестве средств по уходу за кожей и волосами. И потому всё, требующее использования воды, располагалось только на первых этажах. Водопроводом служили нижние купола ячеек.
Жилой дом содержал в себе две спальни, занимающие верхнюю и нижнюю «вершины» «пирамиды», в которых находилось по три кровати через стену, вокруг винтовой лестницы. Самая южная комната, в которую каждый гость попадал сразу же после тропинки, была чем-то вроде прихожей и гостиной одновременно. Из неё можно было попасть в две полукруглые пристройки, полностью помещающиеся на стодвадцатиградусном стыке ячеек первого этажа под карнизом шириной чуть больше метра, одна из которой была санузлом, на три четверти метра поднятым над полом, а вторая – «умывальником», настолько же ниже уровня настила. Что порою смущало городских гостей несмотря на наличие пары ступенек… Пристройка в третьем, северном, углу служила «душем». Две оставшиеся большие комнаты первого этажа являлись спортзалом столовой соответственно.
Кухня, как и кухонный «умывальник», находилась в мастерской, в помещении для брожения, приготовления опары и прочих кулинарных целей. Две другие комнаты в рабочем доме были предназначены для «производственных» целей: одна – для фармакологических и косметических, вторая – для текстиля, деревообработки и прочей бытовой и декоративно-прикладной химии. На втором этаже растянулись жерди и полочки сушилки, минус-первый представлял собой кладовую-погреб.
В целом, несмотря на обилие комнат и домашнее СПА посетители, как правило, находили обстановку спартанской. Ещё бы, под «душевой» подразумевался естественный поток воды, разумеется – холодной. Сама Ния находила это вполне нормальным, как и отсутствие отопления, благо теплоизоляция здания поддерживала плюсовую и при минус двадцати на улице. Для гостей просто держала в резерве «буржуечки» – переносные печки – две для двух гостевых комнат – в форме сферы в сфере: огонь поддерживался между поверхностями с помощью подвода воздуха-вывода дыма через трубки, отводимые на улицу, а в центре сферы осуществлялся разогрев воздуха, затягивающегося снизу и после поднимающегося через верхнее отверстие, что обеспечивало его постоянную циркуляцию. Можно было капнуть немного ароматного масла внутрь сферы, что заменяло освежитель.
Дом был наследством, доставшимся от Ивана, и всем своим видом говорил о творческих наклонностях бывшего хозяина: резьба в виде вьюнков была изображена на ажурных арках между комнатами, окнах и опорах крыш, подцвеченная растительными красками так, что это создавало эффект переливающейся поверхности. А вот камышовые циновки и плетёные салфетки из бересты были заслугой Нии. Ещё одним её хобби было составление ароматов для помещений, основой для которых в летнее время был багульник, отпугивающий кровососущих насекомых.
Обычно гости не так уж часто наведывались. Но не в этот раз… Умудрились же двух подопечных приволочь! Да ещё и юношу и девушку. У Нии для того и было две спальни – на случай разнополой компании. Но не такого же количества народа! У самой двое гостит, и аналогичного состава. А в комнатах по три места. Благо, Ната не страдала излишними комплексами (может потому, что по гендерным, а не биологическим характеристикам была скорее парнем) и не имела дурной привычки нарушать кровообращение сном в нижнем белье, а не нормальной свободной пижаме. Поэтому спальню минус-первого этажа заняли Ната, их с Витой «пациент» Константин и гость Нии Ярослав. На втором этаже расположились Вита, ученица Виты и Наты Дарья – девушка с перспективными колдовскими задатками и неординарным складом ума, и консультирующаяся у Нии Марина. Самой хозяйке временно пришлось ночевать в мастерской, в «лекарственной», которая из-за малой загруженности по совместительству являлась кабинетом.
Сейчас все гости, даже Вита, успевшая немного просушить волосы после утреннего купания, собрались за одним столом за приготовленным хозяйкой завтраком. На столе был хвойно-ромашковый чай с небольшой добавкой тысячелистника, пижмы и эхинацеи. Настойка полыни и растопши была любимым и обязательным аперитивом Наты и самой хозяйки, но из остальных этот напиток пришёлся по вкусу только Ярославу, и то очень умеренно. К счастью, блюдо – отварные грибы со специями и зеленью – было одобрено всеми, и после заслуженного воздания похвал кулинарному таланту девушки завязалась непринуждённая беседа.
Ния разливала чай, откинув за спину тугую косу, которая к тому времени успела отрасти до лопаток, и необычно серебрилась на кончиках волос, будто подкрашенная, а тем временем Дарья уже весело смеялась то ли над анекдотами, то ли над историями, которые рассказывал Ярослав. Пожалуй, эта девушка была первой из гостей, привлёкшей внимание Нии. Красивая, хорошо сложенная, она всё же выглядела «мышкой»: серые глаза, пушистые пепельно-русые волосы, к тому же предпочитала в одежде пастельные холодные оттенки. Ярослав, обладатель восточных черт с оттенком чего-то не то индийского, не то цыганского, странно сочетавшихся с исконно славянским именем, наоборот был по-киношному эффектен. Однако, внутреннее ощущение от молодых людей было противоположно степени их физической яркости: если Ярослав был вполне обычен, то в неэмоциональном взгляде Дарьи чувствовалась внутренняя сила, подобная той, что замечали в глазах самой Нии. Но если смотрящий в очи Нии падал во тьму, то тёмно-серые глаза Дарьи казались мостом между бездной и небесами…

[Noanne-Ny]

Лестница в небо

[/b]

Была ли это «любовь с первого взгляда»? Сложно сказать. Самая красивая девушка на курсе. Притом – не только, да и не столько, физически. Было в ней что-то… необъяснимо тёплое. Её глаза, манеры, голос – всё словно излучало невидимое золотистое сияние. «Солнышко моё»… Так он ласково называл свою любимую. И она действительно была солнышком, не только для него, но и всех, кто окружал её. Она не была чувственно-сексуальна и магнетична, даже немного походила на ребёнка, но была женственна и притягательна. Не была «жилеткой», даже порою слишком легко относилась к жизни, но без изображения сострадания исцеляла душу человека, словно источала некий живительный свет. Правда, её воздействие скорее сводилось к наполнению энергией жизни, сочувственна она не была. Даже – тщеславна. Расплатой за популярность была гордыня. Тогда она ещё не осознавала этого.
Он следовал избранному пути. Жил так, как был должен жить. «Порядочность – от слова порядок». Сноб, немного зануда. Но не для неё. Ей вдруг ни с того ни с сего захотелось подарить немного своего тепла этому чудаку. А он не захотел отпускать её. «Наверное, влюбился с первого взгляда…» – мечтательно думала горделивая красавица. А на самом деле – просто считал себя обязанным ей за счастье.
Они были противоположны почти во всём, но ощущала себя единым целым. Правда, в основном – на телесном уровне, это был приоритет их отношений, но была и душевная связь, и неуловимая похожесть интересов, словно некое понимание противоположности друг другу и её необходимости и … красоты.
О, как скоро всё разбилось о прозу жизни… Оба – доминанты, «два кота в мешке», к тому же обладатели холерического «огненного» темперамента, но при этом – постоянно ожидающие подсказки извне, энергии-то не занимать обоим, а вот с творческим потенциалом... Отношения нормализовались без психоаналитиков, сразу после рождения сына. Мальчик отличался спокойным нравом, уравновешивая бешеный эмоциональный накал пары, словно выполнял функцию некого предохранителя, но при этом – лидер по складу, нередко подающий новые идеи собственным родителям, с лихвой компенсируя всё недостающее союзу. Но была у него и такая черта, как повышенная контактность, что имело свои плюсы и свои минусы: несмотря на бытовую прагматичность, он с раннего детства был крайне зависим от отношений с людьми. Если для его матери одобрение было фактором «пиара», то для мальчика любовь окружающих его людей, а в особенности – семьи, было всем. Не получив искомого дома, он стал искать друзей за его пределами, из-за чего связался не с лучшей компанией. Ситуацию выправил отец. Как всегда – потому, что должен. При видимой чёрствости он обладал способностью, немаловажной в таких ситуациях – пониманием. Не наделённый ни сострадательностью, ни «солнечным светом» своей жены, он сумел ПОНЯТЬ сына, чем и спас его. А юноша спасал семью. Вначале – психологически. Затем – в том числе и материально. Ну к чему бы пришла парочка «вечно ломового ишака» и «попрыгуньи-стрекозы»? Как сошлись-то только… Другое дело – человек, почти идеально развивший в себе прагматичный ум экономиста и контактность «своего парня». Бизнесмены такого молодого возраста – явление нечастое, а тем более – успешные. К тому же он был популярен среди коллег. Конкуренты, но не враги. Соперники, которые вскоре становились союзниками: он знал, что предложить каждому и знал, как высказать своё предложение. Умел и понравиться как человек, и создать условия, делавшие дружбу с ним выгодной. Всё закончилось внезапно и нелепо, как и всё, что режиссирует сама судьба, словно насмехаясь над человеческой самоуверенностью.
Скользкая зимняя дорога. Плохая видимость. Большая скорость. И полная уверенность в собственной неуязвимости… После того, как я столького достиг?! Нет! Нет! Я слишком нужен этому миру, я же не неудачник какой-нибудь! Такие, как я, делают этот мир лучше! Я – делаю! Увы, это слишком сложно со сломанным позвоночником…
Мать забыла о своём тщеславии, отец – о том, как он должен или не должен жить. Огонь. Всё испепеляющий эмоциональный огонь, подобный тому, что поглотил машину погибшего сына, едва его успели вытащить из покорёженного авто. До полного психического выгорания. А после – полнейшая смена жизненных ценностей и приоритетов. Словно назло жестокой судьбе: стать таким, каким никогда не был и не стал бы и под страхом смерти. Он ударился в религию. Даже слишком, да и связался с какими-то сектантами, вскоре забыв и жену, и всё то, что осталось от некогда счастливой семьи. Она сделала религией свои желания. Отныне социум, для востребованности в котором она была такой, какой её хотели видеть, перестал существовать для её. Её интересовало лишь то, чего хочет она. Не нравится – не смотри. И только небольшая частичка её души осознавала, что всё это – один большой самообман. Стремление не испытывать то, что не так давно заставило её совершить неудачную попытку самоубийства.
… Некогда замкнутое религиозное сообщество решило выйти в свет. Вместе с ним – адепт, осознавший своё истинное предназначение после крушения всего, что было дорого ему, история которого вдохновляла многих последователей. А ещё их вдохновляла его речь. Более циничные организаторы общины, ничего общего с идеализмом не имеющие, сразу поняли, что мужчина – одарён. Может и не знал бы никогда, если бы не такой разворот на скользкой дороге и в жизни… И позволили ему проявить свою одарённость по-максимуму, сделав официальным проповедником. На одну из проповедей, чуть ли не силком приволочённая подружкой-последовательницей, пришла женщина, меньше всего ожидаемая на таком мероприятии. Под неприязненные взгляды сектантов, ничего не подозревающих ни об истинном состоянии этой нарочито сексуальной знойной красотки, её давней душевной травме, запоях и проблемах с наркотиками, ни о том, кем она была до падения духовного и социального, она прошла в первый ряд, поддерживаемая за руку и морально новой «подружкой», сразу разглядевшей в несчастной потенциальный объект обработки. Как и организаторы, «подружка» знала и понимала много больше обычных последователей. Но кое-чего она не смогла бы представить даже усилиями воспалённого сознания…
Пастырь и эта спивающаяся гулящая девка были одной семьёй?! Возмущению и неприятию открывшегося не могла воспротивиться и логика интриганки под личиной преданного адепта веры…
…Их глаза встретились… Как тогда, в университетском фойе… Только в этот раз он стал для неё солнцем. Пламенеющей зарёй, пробуждающей к жизни после долгого сна… Зарёй, ставшей огнём… Вернувшей к Огню. На этот раз – не только согревающему, но и испепеляющему. Сжигающему всё лишнее и отжившее, всё ненужное. Как зависимость от алкоголя и наркотиков. Как ненужные связи. Как ненужные руководители…
Его бы не вернули в лоно «веры» под страхом чего угодно. Да он и не боялся. И избавил от страха ту, ради которой в очередной раз отказался от всего, чего достиг.
Семья была воссоздана, но уже в совершенно новом качестве. А вскоре стала настоящей семьёй: словно извиняясь за всё, через что им пришлось пройти, судьба подарила ребёнка. На этот раз – дочь. Её назвали Дарьей, справедливо считая даром божьим. Девочка чем-то походила на покойного сына: та же вдумчивая флегматичность, та же способность генерировать идеи, та же способность расчистить и разложить по полочкам с ярлычками самый захламлённый беспорядок. Однако, она не была такой контактной, даже слегка «книжный червь», а точнее – «канцелярская крыса», которой уже в раннем детстве люди, наблюдавшие со стороны, прочили должность бухгалтера. Также и страсть к подсчётам и пересчётам была просто свойством характера, жадность не была её чертой. Она была практична, но не прагматична.
И только одно смущало родителей: поведение девочки на кладбище. Они не рисковали рассказывать дочери всю историю семьи, но она сама случайно нашла одну из вещей умершего брата, которого она никогда не знала, и они были вынуждены проявить предельную честность. Потому что Дашенька каким-то образом чувствовала, когда ей говорили неправду… Её взяли с собой на могилу юноши. Девочка вела себя спокойно, так же, как без слёз восприняла то, что ей рассказали. Родители думали, это из-за возраста: не понимает ещё смерти. Понимала, ещё как понимала…
…Ей нравилось бывать там, хотя к готике и в более старшем возрасте относилась без интереса. А ещё – дерево. Большое-пребольшое, она даже не знала, что за вид. Но было в нём что-то… Словно лестница в небо из глубин бездны… И ещё она общалась с теми, о ком давно остались лишь воспоминания. Почему родителей так испугало, когда она сказала это? По-крайней мере, понятно, что таких вещей им говорить не стоит. Что ж, учтём. Только непонятно, почему они считают, что говорят с сыном. На самом-то деле они просто погружаются в свои воспоминания, не более того. А Даша действительно общалась с братом, порою даже получала подсказки в интересующих её вопросах. Хотя и без помощи покойных представителей своего рода не была беззащитной. Сверстники, вначале не воспринявшие девочку всерьёз, и даже насмехавшиеся, поводов-то было предостаточно: и родители – старики, и сама – странная, очень скоро почувствовали на себе «чёрный глаз» юной ведьмочки, как уже тогда окрестили Дарью. Боялись, да и общаться не хотели – не понимали, но уважали. А учителя и другие взрослые, знакомые семьи или родственники, ценили стремление к порядку, талант к структурированию и организаторские способности. В остальном она особо не отличалась от прочих детей. Научилась не выделяться. Быть как все для всех. А для самой себя – такой, какая есть. На кладбище тоже не слишком часто бывала. Так, временами, как и положено хорошей девочке, навещающей могилу покойного брата. Но однажды осенью принесла оттуда горсть ярко-алых ягод с большого-пребольшого хвойного дерева. Они были съедобны, хотя само дерево, его кора, хвоя, смола – ядовиты. Но родители всё равно запрещали их есть, а Даше так нравились эти ягоды… К тому же брат её угостил, чего не есть? Но родителям же этого не скажешь... А после посадила в горшок семечко, вскоре давшее росток. Родители были категорически против высаживать на приусадебном участке дерево, делающее почву непригодной для сельского хозяйства. Тогда Даша решила отвести его в деревню к бабушке: земли-то много, а ухаживать некому, всё равно без толку прозябает. А она будет приезжать туда каждое лето, за одно по хозяйству поможет. Родители уже знали, что это было её окончательное решение.
…Неяркая, но красиво сложенная девушка с пушистыми пепельно-русыми волосами и необычным взглядом тёмно-серых глаз прикоснулась к стволу стройного молодого тисса, словно делала шаг на лестницу в небо…

[Noanne-Ny]

Отрицание отрицания

Само его имя «Константин», означающее «постоянный», по идее должно было бы вызывать чувство надёжности у любой женщины. Однако его обладателя было сложно отнести к данной категории: Ната нашла юношу в наркологической клинике. Точнее, его старшая сестра нашла Нату. Девушки рискнули взять на себя ответственность за работу, прежде незнакомую для них, но потребовалось немало усилий, чтобы вывести нового пациента за пределы лечебницы и ещё больше для избавления от… чрезмерного внимания сестры. Собственно, это и послужило главной причиной совместного выезда на природу.
…Семья была более чем успешной от начала своего создания: муж, лидер и дома, и на работе, не просто «доминирующий самец», а настоящий управленец по духу и таланту. Жена – «советник царя», эдакая мудрая старица из сказки, а также… неофициальная власть, истинный «серый кардинал» и глава семьи. Старшая дочь соответствовала этому ореолу идеальности по всем параметрам, лишь подчёркивая все достоинства «благородного семейства». Не пацанка, но «амазонка» от и до ещё с раннего детства, не избалованная, но волевая, не грубая, но сильная, всегда умеющая добиться своего. И традиции использовать для этого чисто женские методики вроде не вовремя демонстрируемой сексуальности или беспричинных слёз у неё не было…
С годами у неё появилось ещё одно ценное свойство характера, уже несколько более женское: хозяйственность. Настоящая «домашняя» девочка, но не та, которая ждёт любимого с неизрасходованным запасом нежности, а строгая и немного чопорная, как англичанка-домоправительница, которая всегда знает, каким должен быть совершенный дом. В этом она немало превосходила и отца, большую часть времени уделявшего работе, и мать-мыслителя, которой за глубокими философскими измышлениями всегда не хватало времени на приземлённые бытовые мелочи. Но «воительницей», умеющей настоять на своём, а уж тем более отстоять свои права, она быть не перестала. Ей нипочём были и личные, и учебные проблемы, везде она была успешна или… просто забивала на то, что казалось несущественным и мелочным. Как всевозрастающие гордыню и карьеризм отца. Нормальный, успешный мужчина, порядочный и семью обеспечивает. И супруга ему в этом во всём способствует. Мечтать только иным девчонкам о таких родителях. Если бы всё было так просто… Мать воспринимала это несколько иначе: для неё роль «советника» была не должностью, а призванием и способом проявления любви к мужу. Которому это становилось всё более и более безразлично…
…Она всё больше уходила «в себя», создавая некий вымышленный мир: роль «теневой власти» была удобна до тех пор, пока всё внимание супруга и благодарность за дельные советы адресовалось ей, она отдала свою душу этой странной привязанности, а в неё даже не плюнули, не растоптали, а просто… не заметили. Сделали вид, что там ничего нет. Что там пусто. И она поверила. А пустота сменилась инстинктом цепляться за старое, незаметно подменившим чувства, устремляющие в будущее. Любовь сменилась ревностью, преданность – недоверием, понимание – неприятием… И вскоре это отношение стало оправдываться со стороны мужа, которому было в тягость находиться в обществе жены, вдруг превратившейся из утончённой леди в злобную стерву, вниманием же противоположного пола успешный мужчина обделён не был…
Ситуацию пришлось выправлять не по годам взрослой дочери: тут-то и проявили себя в полной мере и воля, и уверенность в себе, и некоторая прямолинейность, свойственные ей с рождения. Будучи контактным человеком, она легко наладила связь с каждым из родителей, став своеобразным информационным мостиком. А по совместительству – «предохранителем» от скандалов: рассудительный флегматик по темпераменту, она легко гасила пожары ссор, чему немало способствовала и твёрдость (даже, порою – жёсткость) характера. И, как всегда, добилась поставленной цели, проявив своё качество хранительницы очага уже в более высоком ранге.
Жизнь семейства вернулась на круги своя, и даже принесла с собою новое свершение – младшего брата Костю. Родителей лишь немного смущала замкнутость мальчика, но они и эту задачу решили доверить «всемогущей» дочери.
…Время шло своим чередом и ничего не меняло ни в жизни семьи, ни в характере сына: чем больше сестра пыталась направить его на «путь истинный», тем больше он «выходил из реальности». А вскоре стал уходить из дома…
…Компанию, с которой общался юноша, было сложно назвать дурной: не алкоголики, не наркоманы, просто молодёжь, которой хочется ощутить свободу. Могут на пиво сходить, или на вечеринке повеселиться, но в пределах разумного. Единственное, что пугало мать – внезапно открывшийся в Константине интерес к байкерству. Сестра также не одобряла: лучше б в спорт лишнюю энергию сбрасывал, если деть некуда. Но это ещё больше убеждало его в том, что он поступает правильно…
…Одним переломом голени обошлось, уже хорошо. К тому же можно дома долечиться. Но не отпустили. По личной просьбе самого юноши, убедившего в этом врача. Эх, молодость, молодость… Даже пожилому хирургу сразу стало понятно, что причина не только в семейных проблемах и постоянных непонятках в общении с властной старшей сестрой. К счастью, не заметило семейство, как смотрел парень на бронзовокожую синеглазую красавицу, оказавшуюся в отделении после неудачной попытки подводного плавания… Иначе бы точно забрали. Из принципа.
Яркая девушка с красивым именем Лёля привлекла его не только внешностью. Было в ней то, что он всегда хотел видеть в женщинах… Чего никогда не видел в окружавших его. Необычайная мягкость, женственность, но при этом – огромная внутренняя, эмоциональная энергия. Эта девушка не была похожа на весенний цветок. Она была похожа на морской прибой, на волны, нежно огибающие пловца, но способные сметать валуны… Способные разрушить ледяной айсберг, оставив лишь переливающиеся на солнце брызги осколков, превращающиеся в сияющую радугу… А радуга летела всё выше и выше в небеса под звенящий смех озорной синеглазой русалки, становясь мостом, соединяющим души… Если бы где-нибудь росли прозрачные, как волны, и синие, как небо, лотосы, переливающиеся подобно драгоценной жемчужине, вобравшей в себя всё сияние этого волшебного моста, он прошёл бы леса и горы, чтобы принести ей такой цветок… Но разве могут быть такие цветы? Разве может быть хоть что-то прекраснее любимой?..
Из больницы он вышел другим человеком. Открытым для мира и уверенным в себе, каким его всегда хотели видеть родные. И на первый семейный обед привёл ту, что раскрыла в нём доселе неизведанные стороны души. Разве она может не понравиться? И Лёля понравилась. Понравилась отцу любимого человека – женственной элегантностью, мягкостью, которую в глубине души он всегда хотел видеть в своей дочери. Матери – таким же философским складом ума, как и у неё самой. Просто невероятно, как много тем для разговора могут найти юная девушка и дама за сорок…
Не по душе пришлась она лишь сестре друга. Нет, соблюдающая приличия во всём, девушка не подала виду о том, как на самом деле относится к пассии младшего брата. Общалась, старалась быть подругой, но не воспринимала Лёлю уже инстинктивно, как девочки-«пацанки», всегда решающие свои проблемы сами, не воспринимают женственных сверстниц, считая их нежность и эмоциональность проявлением слабости и несдержанности. Не понимала её странной «заумной» логики и бессмысленных рассуждений без практического применения. Не понимала романтического отношения к любви: для женщины главное – семья, а такая неорганизованность чувств только до распутства довести и может. В скором времени она уже почти открыто относилась к Лёле, как к потаскухе. За влюбчивость, за чувственность, за попытку найти в отношениях мужчины и женщины более глубокий смысл, нежели просто создание «ячейки общества». И накручивала брата, выискивая причины слишком игривого взгляда в ту или иную сторону и придумывая несуществующие подводные течения, влекущие девушку на очередную вечеринку, куда сама же всеми силами уговаривала не идти Константина. Лёля чувствовала, как меняется отношение любимого к ней, и, не умея скрывать свои чувства, становилась печальней с каждым днём. Для сестры юноши это считалось ещё одним доказательством неверности девушки: видать, сохнет по кому-то.
У Константина снова появилось желание «уйти в лёд»… или убежать, как убегал он в подростковом возрасте. Когда он в очередной раз ушёл «отдохнуть от всех и всего», не вовремя пришла Лёля и совершенно бесхитростно решила поговорить с сестрой молодого человека о причинах изменений в его поведении. Она просто волновалась за любимого. Родителей дома не было, и услышать разговор девушек никто не мог…
…Юноше даже не показали тело возлюбленной: всё, что он смог увидеть из-за полуоткрытой двери – окровавленную ванну, у которой что-то собирали оперативники… Как ему позже сказал следователь, девушка вскрыла себе вены, предварительно выпив немало спиртного. Задавал вопросы о нём и Лёле, о её наклонностях, порой настолько гнусные, что только шок от увиденного и услышанного не позволил ему высказать служителю правопорядка всё то, что он думает о таких домыслах. Много ли пила?!! Употребляла ли психоделики?! Да вы… Вероятно, следователь понял по выражению лица Константина, что сейчас не лучшее время для беседы и отпустил его домой. Но домой он не поехал…
…Нашли юношу совершенно случайно, через кого-то из отдалённых знакомых, так вовремя проявившем о нём заботу, в наркопритоне. Полуживого и уже давно сменившего «травку» и «нас» на куда более тяжёлые вещи.

[Noanne-Ny]

Обед

Вита поправила шнуровку ажурного светлого летнего костюма в стиле «французской крестьянки»: рубаха с длинными рукавами, но глубоким вырезом, присборенная на запястьях и горловине, длинная, почти до пола, нижняя юбка, поверху прикрытая свободно лежащим платком, жилетка-корсет и полупрозрачный чепец, скрывший роскошные волосы, но отнюдь не испортивший общего облика красавицы. Всё было выполнено из вологодского кружева: корсетка и юбка-платок – серо-зелёного, плавно перетекающего в серебристую кайму, рубаха, юбка и чепец – бежевого с перламутрово-белой каймой. Вита вообще любила «этно» в стиле: европейские, славянские, восточные, «индейские» мотивы, латино, представленные современными, но – натуральными материалами. Особенно художественное вязание, всевозможные плетения, аксессуары из дерева, коры и перламутра. И ей, и её подруге нравился свободный тонкий сарафан до пола с глубокими разрезами, по краям украшенный ажурным орнаментом, так же, как и нижняя юбка, который Вита носила с кружевная шалью с вязаными «спиральками» по периметру, одевая в качестве вечерного. И сарафан, и шаль, и юбка, были тональными: цвет темнел к верху одежды, а также к центру шали, что создавало эффект переливчатости. Однако иногда девушка меняла свой имидж кардинально, превращаясь из лесной феи в «воительницу», затянутую в кожу, меха и яркие блестящие украшения. Но сейчас она не в клубе большого города, а в таком чудесном в своей естественности месте хочется быть частью природы, а не противопоставлять себя ей…
Ната, наоборот, любила строгость. Но – не лишённую элегантности. Правда, это была элегантность, свойственная более мужскому стилю, или образу бизнес-вумен. Деловые костюмы из струящейся ткани, но не прозрачной, боже упаси. Никаких «офисно-секретарских» выходок, только свободное, длинное, без обтягивания и затягивания где надо и не надо. Прямые линии жилеток под пиджак «тройки», иногда даже галстуки и запонки, но уже более дамские, «художественные», своей яркостью и оригинальностью не уступавшие не только классической, но и гламурной бижутерии и аксессуарам. Также как и Вите, ей нравился перламутр. Как ни странно, такой покрой лишь подчёркивал женственность её телосложения, много лучше чем полуоткрытые или облегающие платья. А когда к яркому облику девушки добавилась деревянная трость, украшенная протравленным узором, её и вовсе чуть не записали в «денди», хотя опять-таки не смогли не отметить утончённого вкуса Наты, которая, всегда выделяясь из толпы и природными характеристиками, и имиджем, умела выглядеть изящно и гармонично. Временами она всё же меняла направленность образа и надевала платья, но традициям строгости не изменяла, предпочитая английский стиль.
Девушки прихорашивались перед большим зеркалом в спортзале, предназначенном в большей степени для отработки движений, а не превращения комнаты в «будуар»: Ния временами любила вспоминать некоторые моменты из своей городской жизни, как, например, секцию по боевым искусствам. Вита про себя подумала, что подруге везёт в том, что своим пристанищем она выбрала такую глушь: правоохранительные органы, взбренди им в голову зачем-то заглянуть сюда, не смогли бы пройти мимо такой коллекции холодного оружия. В комнате находилось два больших окна от пола, арочной формы. Они не были занавешены, но пустыми не выглядели: ещё одним примером творчества покойного Ивана была художественная резьба по дереву на витражах, которую Ния расписывала и лакировала, превращая обычный оконный проём в сказочную пещеру, увитую дивными цветущими лианами. Правда, в тёплое время года вместо стёкол, легко снимавшихся с витражного каркаса, окна были закрыты деревянной «сеточкой», предназначенной более для насекомых, чем теплоизоляции. В доме у Нии было мало стекла и зеркал. Просто зал был приятным исключением.
Офис, где Ната и Вита открыли свою маленькую фирму, официально занимавшуюся оказанием услуг психолога, практически состоял из них. Хрусталя, стеклянных и зеркальных поверхностей, казалось, не было только на потолке. При этом – ни одной яркой краски. Даже светлой или серой. Только чёрный цвет. Мерцание звёздной ночи… Ночи, единственным ярким пятном в которой была Ната, но работе всегда одетая в оттенки от ярко-синего до чёрного, с проблесками серебряных украшений. На Вите, официально являющейся чем-то вроде секретаря, а на самом деле – как раз таки настоящим психологом, проводившим «разведку» при первой беседе с клиентом, всегда или почти всегда было простое, закрытое, но сшитое идеально по фигуре, платье неопределённого дымчатого цвета. На первый взгляд оно казалось перламутрово-серебристо-серым, но при движении к жемчужному сиянию поверхности ткани присоединялись голоса радужных переливов из её глубины. Эффект усиливался благодаря полупрозрачности и матовому блеску материала.
Когда наступало время для более тщательного обследования, приходила очередь Наты, числившейся психоаналитиком лишь официально… Для этого у неё была абсолютно чёрная комната, тьма которой благодаря рассеянному свету казалась настолько бархатистой, что создавала иллюзию пустоты, сравнимой лишь с космическим вакуумом… В этой комнате не было ни хрустальных шаров, ни обсидиановых зеркал, только кресло Наты и собеседника, совсем как у вполне обыкновенного психолога. Вот только методы работы девушки были далеко не обычными…
Она не была целителем, но даже наоборот – разрушителем. Вита иногда шутила, что космическое предназначение её подруги – уборщица: освободить мир от ненужного хлама. Всего того, что отжило своё, но не желает осознавать этого… Это проявляло себя в отношении с людьми, когда Ната, подобно катализатору, заставляла проявляться  самые негативные стороны человеческой души, в последствие  либо губивших его обладателя, либо… выдвигавших на новую ступень развития через преодоление себя. При этом она была вполне обыкновенным человеком, нацеленным лишь на завершение начатого. И ещё – она была женственна. Очень женственна. Физически и в манерах. Но Вите почему-то казалось, что она ощущает отнюдь не женскую душу в грациозном теле подруги. А точнее – видит все те качества, которые хотела найти и не находила в мужчинах, которых любила и которые были влюблены в неё. Свойства Духа…
Сама Вита, наоборот – была слегка пацановатой в повадках, да и яркая красота девушки была «дикой», красотой амазонки, а не утончённой леди или «милашки». А при необходимости и вовсе превращалась в валькирию, зачаровывающую и наводящую ужас одновременно… И лучше было не пытаться преодолеть в себе этот страх, становясь у неё на пути… Но при этом она была Женщиной в душе, факел которой не мог гореть, когда некому дарить свет и тепло…
…Ния, как всегда в простом платье, расшитом орнаментом, и с косой, отливающей серебром, секрет которой модница-Вита никак не могла разгадать, как ни пыталась, поставила на стол кувшин с молоком… зелёного цвета. Как объяснила она гостям, этот напиток изготовлен из масла лещины с травяными экстрактами. Довольно жирный, так что идёт скорее как добавка в чай. На этот раз – не свежий и нежно-зелёный, а тёмный и ароматный, однако – горький, что требовало добавки мёда, выставленного только для гостей и по случаю праздника: обычно девушка предпочитала не расходовать лекарство, и потому обходилась кленовым вареньем. Обед, вероятно, также по случаю праздника, был более сытным, чем обычно: крапивник на первое, голубцы под пряным ореховым соусом на второе и вышеупомянутый сладкий чай с «молоком», к которому хозяйка подала немного ягодных треугольничков из крахмального мармелада. На этот раз оригинальность старой знакомой и соратницы вызвала недоумение у увлекающейся кулинарией Наты: то, что начинка голубцов –  смешанная овощная, вроде понятно, но вот листьев таких ей раньше видеть не доводилось…
Дарья и Ярослав, как и утром, сели друг напротив друга. Вита и Ната хитро переглянулись, Ния понимающе улыбнулась: ну что ж, отлично. Даша, безусловно, не совсем обычная девушка, а любовь к ведьме может иметь неоднозначную развязку… Но – мудрая. Её мировоззрение несколько шире традиционной общественной системы ценностей, а Ярославу, огню которого может позавидовать любой сильный колдун, нужно прежде всего – понимание. Понимание его искренности и всех тех качеств, которые, далеко не всегда правильно воспринимаемые человеком, живущим «по расписанию», по сути своей являются истинным ощущением божественности окружающего мира. А вот интерес только что восстановившегося Константина к Марине, история которой была известна Нате, слегка напрягла… Девушке сразу стала ясна, как она думала, причина этого: хоть и не такая яркая, что не мешало ей быть привлекательной, Марина чем-то неуловимым походила на покойную Лёлю. А это не есть хорошо, когда на не самые положительные нравственные качества красавицы накладывается ещё и привязанность, породившая душевную травму юноши… Ната никогда не была сплетницей, тем более – зная, к чему это привело Виту, и никогда не делала выводов о человеке на основании чьих-то слов. Да и не нужно это обладательнице «ока Вия»: та, чьим космическим предназначением была глобальная уборка, чётко увидела всё то, что тяготило совесть Марины… Почему это не заметно для Нии? А ей и не требовалось знание того, чего, где и когда не должно быть: она чувствовала, как должно быть… Зачем искать неправильности, когда очевидно, как правильно?

[Noanne-Ny]

Змеелов

Марина отдёрнула руку от холодного, почти заледеневшего поручня, и открыла сумочку, чтобы достать перчатки. Это ж надо, на улице весна, уже душно становится, а в транспорте – дубак. Мда… Это просто потому, что народу почти нет, а в час пик – не замерзнешь. Девушка зябко поёжилась, поднимая ворот с меховой оторочкой, безразлично глядя в замызганное окно троллейбуса на уже понемногу синеющее мартовское небо. Красиво… Если бы в глаза не бросалась дорожная слякоть… Но, как ни странно, эта серость успокаивала расшатанные еженедельной рабочей взвинченностью нервы, убаюкивала, унося куда-то вдаль, словно поток воды растаявшего снега…
От полусонного забытья её отвлекло  типичное деланное покашливание человека, пытающегося искусственно привлечь к себе внимание. Марина слегка поморщилась, тембр и интонация уже вызвали у неё отвращение: не нужно было оборачиваться в сторону сидящего, чтобы сделать правильные выводы и о возрасте (не моложе сорока-пяти – пятидесяти), и о примерном количестве употреблённого в течение жизни табака и спиртного, и о наклонностях престарелого ловеласа, которого даже осознание того, что молодые годы ушли в неведомый край без названия, лишь заставляло сильнее цепляться за всё то, что так привязывает к жизни. Девушка якобы случайно развернулась, чтобы поудобнее перехватить сумку, скользнув по лицу мужчины невидящим взглядом. Это был её «фирменный» приём, которым она эффективно отшивала и ухажёров, с которыми не желала знакомиться, и неудовлетворённых стерв с несложившейся судьбой, всегда ищущих повод прицепиться к любой мало-мальски привлекательной потенциальной сопернице, или хотя бы просто измерить её демонстративно-презрительным взглядом. В отличие от вышеупомянутых барышень она знала, что ничто так не унижает самомнение человека, как ситуация, когда его просто не видят и не замечают.
Методика «остуды» не отказала и на этот раз: пассажир поёжился, будто облитый ушатом ледяной воды, и отвернулся в сторону окна, сдерживая обиду то ли на «принцессу», то ли на самого себя, то ли на судьбу, так неумолимо и – по его мнению – несправедливо приближавшую к нему старость и увядание… Неожиданно девушка развернулась к нему и, хотя, казалось, вначале даже не обратила внимание на чье-то присутствие, посмотрела на мужчину участливым взглядом неярких и слегка запавших, но больших и выразительных глаз:
  – Вам нехорошо?
Пассажир посмотрел на неё слегка недоумённо и попытался переспросить, но девушка опередила:
  – Сердце? Может, валидол нужен? Вы как полотно…
Мужчина встрепенулся:
  – Да нет, не надо, погода просто, – и попытался выдавить из себя подобие улыбки.
  – Тогда – вот, возьмите, это поможет, – девушка, спокойно улыбаясь, протянула маленькую бутылочку из-под минералки с тёмно-коричневой жидкостью. – Это сладкий чёрный чай, как раз для подобных случаев, лучше таблеток помогает. Я его не пила.
В иной ситуации столь необычное предложение явно напрягло бы его и заставило бы отказаться от угощения, но сейчас, когда сошлось несколько факторов: погода, общая сонливость, симпатия к незнакомке и её манера общения, сразу вызывающая доверие к ней, он не задумался о причинах столь странного поведения попутчицы и возможных последствиях своего безрассудства…
Марина убрала обратно в пакет бутылочку, покрытую едва заметным узором странных символов, почти неразличимых на тёмном фоне крепкой заварки, и вышла на остановке. Мужчина посмотрел ей вслед…
Дома, как всегда, встретила мать. Впрочем, где ещё ей быть? Дом был для неё всем. При этом она не была деспотом, требующим беспрекословного подчинения всех, кто оказывался на её территории. Но и не была «домашним зверьком», ждущим, пока хозяин погладит по шёрстке. Она просто была хранительницей очага. Не властительницей, а именно – хранительницей, жрицей в храме, которым для неё было её жилище. И не имело значения, дивный ли это сад на три гектара или пять соток под грядки, где даже присесть негде, шикарный дом или хрущёвка. Она бы не дала в обиду своё святилище, но оберегала всякого, кто обитал в его пределах.
Отец Марины, наоборот, был «вечным странником». Он не был распутен, да и если бы и был, с момента встречи с матерью девушки – своей женой, для него во всём мире существовала лишь одна женщина. К тому же от природы не страдал излишней похотливостью: его «смертным грехом» было чревоугодие. Просто он не мог сидеть на месте. Не потому что ему не доставало свободы. Его душило однообразие. Мать шутила, что если бы они были богаты, он стал бы одним из тех чокнутых миллионеров, которые выбрасывают пол-состояния на кругосветные путешествия и космический туризм.
Лишь одна проблема была в семье: оба супруга были прямолинейны, порою – до упрямства, что создавало проблемы, даже если спор начинался из-за сущей мелочи. Стало легче после того, как дочь повзрослела: у девочки ещё с юных лет стали проявляться неплохие способности к дипломатии. Мягкая и податливая, на первый взгляд – плакса, не умеющая постоять за себя и отстоять свои права и мнение, она постепенно вырастала в талантливую интриганку, умеющую уловить подводные течения и попутно отшлифовать острую гальку до безопасных гладких кругляшей. Девушка быстро училась как разбираться в том, чего хочет, так и добиваться этого.
Увы, это никак не отражалось на личной жизни: отваживать ненужных или надоевших людей у неё получалось без проблем, а вот привлекать внимание, в отличие от ярких пламенных красоток, выходило не особо. В лучшем случае нравящийся человек становился хорошим другом, которому было спокойно и уютно рядом с уравновешенной умной девушкой. Однажды отношения всё-таки стали взаимными, но платой за счастье оказались полгода слёз в подушку: Марина была очень привязчива, и сама испортила отношения ревностью, но после и сама не знала, что было тяжелее – выдержать разрыв или пребывание друг рядом с другом.
Пережив пару неудачных попыток устроить жизнь души, она сосредоточилась на разуме, постепенно превращаясь в типичного «синего чулка». Правда, любимицей научных руководителей она не стала: слишком независимая, всегда занималась только тем, чем хотела заниматься. Благо, тем на кафедре физической химии было предостаточно, а профессора пока проявляли терпимость к характеру аспирантки. А вскоре их мнения наконец-то совпали: Марина всерьёз увлеклась изучением кластерной структуры воды, перспективной темой, но пока слишком новой, чтобы получить широкую популярность в среде людей, которые не любят риск и новаторство. Вместе с девушкой в работу включилась её университетская подруга, оказавшаяся с ней на одной кафедре.
…Они познакомились почти сразу, словно что-то притянуло девушек друг к другу. Возможно, общий парадокс мироощущения: дивное сочетание привязчивости и свободолюбия. Кира так же не могла создать стабильные отношения то из-за собственной ревности, то из-за того, что не принимала чужого давления и ограничений. Но в отличие от женственной Марины она, несмотря на привлекательность, не была популярна у противоположного пола в силу некой природной «пацановатости», с возрастом уступившей место аристократичности «бизнес-леди», но только отдалившей от неё потенциальных ухажёров, ранее воспринимавших её как мальчика, а после и вовсе начавших побаиваться. Марина также порою ловила себя на мысли, что воспринимает подругу как мужчину. Это казалось бредом, но для сознания, инстинкты говорили об ином… Феромоны не те у неё, что ли, потому и парни не реагируют (а чаще реагируют, как на конкурента)? Или же есть что-то глубже физиологии, не поддающееся ни наблюдению, ни изучению? Девушка снова мысленно пожурила себя за умничество там, где это совершенно ни к чему, и, отогнав ненужные мысли, положила голову на плечо подруги, чувствуя, как уходят беспричинные страх, тревога и неуверенность, уступая место умиротворению и покою…
…Работа над темой структуризации воды продолжалась, Марина подавала идеи, порою – слишком смелые, а Кира адаптировала их к реальным возможностям. Однажды, давая мозгу отдохнуть от однообразия, девушки исследовали просторы мировой сети, где и нашли материал, в корне изменивший их отношение к объекту исследований. Это было даже не смело, это было форменным сумасшествием. И в диссертации такое не напишешь… Да к чёрту диссертацию! Это открывает такие возможности, что… Что можно просто написать для твердолобых профессоров то, что они хотят прочитать. И пока они будут с горящими глазами думать, что на пороге открытия, можно будет приступать к практическому применению идеи, столь безумной для традиционно мыслящего человека. Ведь если ты не учёный-историк или лингвист, европейская письменность дохристианской эпохи тебя не касается. Да и навряд ли даже такой исследователь станет описывать оккультные ритуалы, кроме как в качестве примера языческих верований тех времён. А уж тем более – утверждать об их действенности, если не хочет вылететь с кафедры. И подавно – строить гипотезы о влиянии символа на мисочке на структуру воды, которую в неё налили, только на основании того, что гексагональная структура рун соответствует упорядоченности водных кластеров.
Первые испытания медицинского применения прошли успешно, хотя доля плацебо в суммарном эффекте, конечно, не исключалась. Наступил черёд следующеё стадии: воздействие на сознание. Проще говоря, девушки совместили магию и современные технологии для создания собственной методики приворота с подавлением воли. Исполнителем «назначили» Марину: несмотря на неустроенность личной жизни, на отсутствие внимания мужчин она не жаловалась: было в ней нечто природное, привлекающее самца несмотря на внешнюю серость и холодность интеллектуалки. Правда почему-то в основном – именно тупо самцов, с наименее выраженными духовными качествами личности, порою даже – полных отморозков. Если феромоны, то не те, видно… Ну что ж, решила про себя экспериментатор и подопытная в одном лице, шваль не жалко…
…Наркологи рвали на себе волосы в попытке если не остановить, то хотя бы выяснить причину повальной эпидемии запоев среди вполне успешных мужчин и юношей, у старшего поколения приводящих к полной деградации личности, у молодого – к суициду.
Такого финала девушки не ожидали… Понимали, конечно, что гладко не пройдёт. В основном опасались агрессии привороженных в адрес Марины. Обошлось. И даже более того: грубый и надменный «мачо» после воздействия становился просто шёлковым, полностью подчиняющимся воле девушки. Но начинал её бояться… Объектами и выбрали нескольких мужчин и юношей, досаждавших ей ненужным вниманием, порою переходившим в откровенное хамство. Совместили приятное с полезным, так сказать… То, что в результате может измениться и сама Марина, им в голову не пришло… Через некоторое время после удачного завершения эксперимента печальную судьбу подопытных стали один за другим разделять все те, у кого девушка снискала популярность как женщина. Сначала это не пугало, воспринималось, как игра. Потом в наркологию стали попадать не только моральные уроды изначально, но и нормальные мужчины, прежде не проявлявшие негативных наклонностей. Одним из них стал прошлая любовь Марины…
…Сказать, что мастер, которого девушки отыскали всё так же через интернет, был в шоке после услышанного, – не сказать ничего. Первым делом он взялся за чистку Марины, после которой она сама загремела в больницу, только, в отличие от своих подопытных – в эндокринологию. Кира была в ярости, но колдунья сказала, что без этого никак, она может вылечить физическое тело лишь после того, как выйдет энергоинформационный негатив. Марина вышла из больницы как раз к защите, но была не полностью в порядке, поэтому лишь аплодировала своей подруге и сотруднице из аудитории, когда та с блеском продемонстрировала результаты исследований (только научных, разумеется) и обосновала выводы. Девушка даже нашла в себе силы приготовить праздничный ужин для Киры, такой, как умела готовить лишь она, который не заменил бы самый изысканный ресторан…
…Утреннее недомогание подруги Марина списала на алкоголь и не придала значения несколько необычным симптомам. А уже вечером её увезли на скорой… Врачи так и не сумели выяснить причин воспаления лимфоузлов: никаких инфекций найдено не было. Марина снова вызвонила мастера, но на этот раз магия оказалась не всемогущей: Кира слабела с каждый днём. Её подруга приходила в норму уже без рун и левотироксина…
…Колдунья встретила Марину, снова молодую, полную сил и цветущую, но… полную такой тоски и боли, что никакая физическая красота не могла вернуть ей былую гармоничность, когда девушка шла с похорон подруги. Она не спросила ни о чём, всё было понятно и так… Лишь протянула ей визитку. Не свою.
…Женственная девушка с большими выразительными глазами, даже красавица, если бы не тёмные круги под ними и излишняя бледность, снова повертела в руках потёртую визитку, но всё же нашла в душе смелость набрать указанный номер. На том конце ответил женский голос:
 – Слушаю.
 – Добрый день, Ивана Зиновьевича можно?
 – Нет, а вы по какому вопросу?
 – По поводу услуг… Точнее – консультации. Когда я смогу с ним поговорить?
 – Уже – никогда. Приезжайте…

[Noanne-Ny]

Светлячок

Это событие сотрудники ЗАГСа пересказывали друзьям и знакомым ещё долгое время. Хотя в нём не было совершенно ничего сверхъестественного. Ну подумаешь, две пары близнецов. Известно, что связь между братьями или сёстрами в двойне столь прочна, что приводит к формированию вкусов и наклонностей до того общих, что даже выбор жизненного пути нередко совпадает. Чего же удивительного в подобном объединении и создании новой семьи без разрушения кровных уз: яркая восточная девушка с индоарийскими чертами выходила замуж за светловолосого, среднего роста, но довольно широкоплечего юношу, в то время как её брат-близнец женился на сестре этого юноши – такой же светловолосой и голубоглазой, крупной и полногрудой девушке.
…Также, как и свадьба, рождение детей в семьях случилось одновременно. Ну, почти одновременно: с разницей в три дня. Первой появилась на свет дочь восточной девушки и светловолосого юноши – Алина. Вскоре подоспел и её дважды двоюродный брат Ярослав. Малыши, которым не могли нарадоваться, ещё сильнее скрепили связь между родителями, семьями и… самими близнецами.
Однако, вопреки расхожему мнению, личностные качества представителей каждой двойни были далеко не одинаковы. Семья Алины руководствовалась системой ценностей, ориентированной на достаток и благополучие. По крайней мере – отец. Он занимался торговлей, и вполне успешно. Мать, напротив, целью и самоцелью определила для себя личностное развитие. В том числе – своих способностей. Она была потомственной ведьмой, унаследовавшей талант от прабабки-цыганки, с которой была связана целая история, нечто вроде семейной легенды. Сбежала она не то с русским любимым, не то просто решила жить для себя и работать на себя, каким-то образом отделавшись от сородичей… Ничего конкретного. Много воды с тех пор утекло… Единственное, что было известно – её огненный темперамент и непредсказуемость, создававшие массу проблем как окружающим, так и ей самой. К счастью, этот дар наследственным не был. По крайней мере, так думала мама Алины. До поры до времени. А женщине хватало и тех возможностей, которые позволяли ей развиваться, а её супругу – развивать свой бизнес. Семья была вполне довольна своим бытом, к приключениям же их не тянуло. Не такой была их дочь… С юных лет Алина  демонстрировала все те качества, который до того момента были известны её матери лишь по рассказам о прабабке: яркая, пламенная, темпераментная, непредсказуемая, взрывная. Она была очаровательным ребёнком. Которому многое прощали и позволяли. Слишком многое: девочка росла эгоистичной, нацеленной лишь на успех и исполнение своих желаний. Но всё равно оставалась очаровательной… Особенно для родителей. А повзрослев, стала настоящей красавицей: по-восточному узкие плечи, круглые бёдра и осиная талия удачно дополнились элементом северной крови – роскошной, не по годам развитой грудью. А гармоничное в своём контрасте сочетание золотистых локонов и карих глаз делало её красоту тёплой, солнечной. Увы, это была лишь внешняя «теплота»…
Ярослав также унаследовал «огненность» прабабки отца, но, в отличие от сестры, избалованным не был. Что и неудивительно: мать юноши, правда, была немного властной женщиной, но при этом – умела грамотно управлять, а не править. И ещё в ней была внутренняя мудрость – умение улавливать грань между созиданием и разрушением, движением и замиранием, ощущение тонкой нити моста, натянутого между небесами и бездной. Позже он узрел эти качества в Дарье… Отец Ярослава был неисправимым романтиком, в практических вопросах к жизни малоприспособленным, зато – очень контактным и жизнелюбивым, что в итоге приносило пользу и внутрисемейному общению, и установлению деловых контактов. Правда, право решать, какие контакты нужны, а какие – не особо, он благоразумно предоставлял деверю. Сам юноша также не отличался прагматичностью и… логикой. Ему всё заменяло эмоциональное восприятие действительности… Только в отличие от двоюродной сестры его энергия была направлена не на себя любимого, а на окружающий мир: он был кристально честен по отношению к себе и другим. Что, разумеется, имело две стороны: мало кто любит слышать о себе правду… Самым любопытным и малопонятным для родителей и друзей было то, что Ярослав каким-то непонятным образом, на уровне интуиции, отличал горькую правду от грязных сплетен, и нередко сам и изобличал очернителя. В общем, всё, что объединяло его с Алиной – темперамент. Они даже внешне были противоположны: в отличие от «медового» облика кузины юноша был по-цыгански смуглым и темноволосым, зато небесно-голубые глаза были материнскими…
Помогла ли его одарённость увидеть наклонности двоюродной сестры? Или голос крови, усиленный красотой девушки, затмевал правду? Видел и осознавал. Но понимал и другое: разницу между безнравственным человеком и – пока ещё – просто избалованным ребёнком. Пока ещё…
Эгоизм и тщеславие Алины постоянно подогревалось родительским воспитанием. С одной стороны – отец-бизнесмен, нацеленный на успех и прибыль, в погоне за которыми он нередко предпочитал закрывать глаза на этические мелочи жизни… С другой – мать-колдунья, весьма далёкая от идеала бескорыстной знахарки, никогда не маравшейся о «чернуху» и свято соблюдающей церковные заветы. Идеал, конечно, не достижим (да и нужно ли становиться им?), но в некоторых вопросах женщина просто переступала черту… В том числе – касаемо безопасности при подобных практиках. Неважно. Главное, результат есть. Муж стабильно обеспечивает семью. Дочурка – умница-красавица. Вот только девочки в классе не любят… Никак из-за зависти: ведь всё внимание мальчиков – Алине, да ещё и отличница. Тот факт, что девушка была конфликтной в силу своей вспыльчивости, мать игнорировала… Потому и помогала любимице семьи чем могла: подлечить простуду или прыщик (я ж такая страшная на диско не пойду!) – само собой, устроить ОРВИ как раз на итоговые контрольные достававшим доченьку девицам, а зачинщице – и месяц больницы, – разумеется…
А доченька шла по жизни с гордо поднятой головой, абсолютно уверенная в своёй успешности и неуязвимости. И солнце её славы воссияло выше неба, когда за сопливой студенткой начал ухлёстывать «акула торговли», до которого отцу девушки был путь не ближний. Однако, гламурные розовенькие очёчки красавица носила не долго, осознав уже через месяц после знакомства, что не она первая, не она последняя. И, как это принято у романтичных особ, витающих в облаках, понеслась рыдать ручьями… Но не в подушку, а на тёплое материнское плечо: какой смысл истекать слезами, если их не увидят и не посочувствуют? К тому же – мать могла помочь не только состраданием. И помогла. Благо, умная девочка не забыла запастись фотографией и парой волосков неверного любимого. Любимый вернулся через неделю с покаянием, букетом цветов и… обручальным кольцом. Свадьба создала шуму на весь город во всех смыслах этого выражения. А после таким же громом с небес раздалось известие о том, что зять берёт в долю ничем до того неприметного торгаша-середнячка.
Увы, «откат» последовал уже через два года совместной жизни молодожёнов. Точнее, первые признаки стали появляться раньше, но Алина, уверенная в своей неотразимости и незаменимости, игнорировала периодические всплески внимания мужа к знойным танцовщицам в клубах, а периодические «банные дни» с компаньонами по бизнесу в обществе девиц лёгкого поведения и вовсе списывала на контингент делового общения. Ну что поделаешь, если жлоб, к которому нужно очередной раз войти в доверие, не понимает иного подхода? Глаза открыло известие (подкреплённое вещественными доказательствами) о том, что супруг заёл себе постоянную «девочку». Навряд ли, конечно, содержанка по жизни (а сама она жила за свои…), заинтересованная лишь в выкачивании денег из очередного клиента, захочет семейного счастья, но всё же подстраховаться стоит… К тому же это её деньги! А не этой… Правда, жадной Алина не была: она не могла смириться с тем, что кого-то её мужчина хочет больше, чем её. А он и не хотел, просто инстинктивно пытался освободиться от всё более довлеющего над ним влияния жены. Второй приворот держался примерно столько же, через год принеся свои плоды: запои и нежелание заниматься работой. Порушить фирму и спустить остатки денег мужчине не дал практичный тесть, вовремя взяв в свои руки вожжи управления и… бюджет. А когда ещё через пару месяцев стала постепенно, но упорно, проявляться агрессия супруга в адрес её любимой дочери, опытная ведьма твёрдо решила делать её богатой вдовой…
Ярослав отказался от намерения любым способ открыть кузине глаза на мать и… неё саму, после того, как понял: Алина всё знала о планах его тётки и поддерживала их, а может и помогала разрабатывать. Но интуитивный «светлячок» в душе, не раз помогавший отличить правду ото лжи, упорно не желал верить в то, что у девушки нет шансов измениться…
Несмотря на это, юноша испугался, по-настоящему испугался, когда в Алину влюбился его лучший друг. Светская львица, лишь для публики изображавшая безутешную вдову, ответила взаимным интересом. Ярослав знал, что нынешняя цель тётки и двоюродной сестры – поиск очередной богатой жертвы, и не сразу пришло осознание того, что друг был выбран отнюдь не развлечением богатой избалованной красавицы…
…Изначально их притяжение было скорее инстинктивным, физическим, к тому же они подходили друг другу складом характера: спокойный и рассудительный Владимир как нельзя лучше помогал яростной вспыльчивой Алине уравновесить её бешеный темперамент, а его безупречная логика способствовала плодотворной борьбе с непоследовательностью девушки в практических вопросах. Но после в их связи стало зарождаться нечто большее, позволяющее воспринимать возлюбленного как частичку мироздания и… себя. Ярослав улыбнулся в душе: теперь ясно, на что намекал «светлячок».
Родители богатой невесты, первоначально не придавшие значения очередной игрушке дочери (чем бы дитя не тешилось…), увидев, насколько сильно молодые люди привязаны друг к другу, поняли мотивы избранника Алины по-своему: девушка-то не бедная. А Владимир отличался великолепным торговым складом ума, не уступавшим тому, что взрастил в себе упорным саморазвитием отец девушки. К тому же – был контактен и умел чувствовать собеседника, что выехавшему на дочурке из грязи в князи «новому русскому» было не дано и осуществлялось только усилиями деверя, взятому за это в совершенно мизерную долю. Возможно, при иных обстоятельствах и наклонностях он увидел бы в потенциальном зяте подарок судьбы, но узрел лишь конкурента. Которого необходимо устранять в любом случае: и для бизнеса, и для дочери… Как хорошо быть женатым на таком золотце…
...Женщина так и не смогла понять, что она сделала не так: воздействие было направлено только на Владимира, даже родню не трогало. Люди несовершенны, маги – в том числе, всегда есть место для ошибки… А может, она просто недооценила глубину и прочность уз, объединивших молодых людей? Так или иначе, было очевидно: она сама убила свою дочь, погибшую в той злосчастной аварии вместе с объектом наведения порчи. Для себя колдунья выбрала куда более простую смерть без чародейства: у неё всегда хватало различных травок…
Компаньоны отнеслись к появлению матери Ярослава на месте её брата неоднозначно: кто-то открыто поговаривал, что она просто-напросто нахально прибрала к рукам бизнес, который когда-то также отобрал у зятя он сам. Но все сразу или почти сразу признали её талант руководителя, наконец-то нашедший применение за пределами дома.
Отец юноши большую часть времени проводил с братом покойной сестры, которого также чудом вытащили из петли и до сих не могли привести в норму усилиями самых дорогих психотерапевтов, но каким-то непонятным образом ему становилось легче рядом с деверем. Да, и ещё эта черноглазая ведунья… Помогла-таки, хоть и не полностью. Сказала, что «работать и работать ещё», притом – самим… Он боялся даже приближаться ко всему, что начиналось на «пара» после того, что произошло с сестрой. Но бывшая сокурсница сына, которую он хорошо знал (мужчина доверял чутью Ярослава) – дело другое. Точнее, не сокурсница, она уже заканчивала, когда Слава поступил… Да неважно, главное, что человек хороший… Пускай съездит в гости, заодно отдохнёт от всего этого…

[Noanne-Ny]

Ужин

Солнце уже начало постепенно клониться к закату. Не матово-сизому, как свойственно для этих мест в середину лета, а – ясному, звонкому, чистому, подобному кристальному ручью, наполняющему пруды. Что ж, приметы не лгут… Ния ещё днём ранее распустила дрожжи в медовой воде, и сейчас густой аромат будущего праздничного напитка наполнял кухню, настраивая на предвкушение торжества. Позже к нему присоединятся пряные ноты трав, заранее заваренных и настоенных. К тому времени печь уже успела достаточно разогреться, а тесто будущего пирога – подойти. Хоть доктора и утверждают, что выпечку нельзя есть горячей, какой же это праздник в противном случае? Холодный хлеб – для бутербродов… А пока надо сходить посмотреть, просохла ли баня, которую она и гости посещали накануне, разумно рассудив, что и столь серьёзные процедуры лучше осуществить загодя перед праздником, а не перед самым ужином, и гостям захочется обмыться после дороги получше, чем в «душе». Как все двухэтажные дома, она состояла из пяти помещений. Три на первом этаже были «водными»: две ванные – горячая, для первичного омовения, и холодная, вместо бассейна после парной, а также негорячая парилка с высокой влажностью, вроде турецкой бани. Сухая парная располагалась  на минус-первом этаже, там не было подачи воды, только печь. Чтобы в процессе целебного потоотделения не получить побочные эффекты в виде секущихся «проволочных» волос, девушка специально для посещения сауны готовила экстракт из озёрных раковинных моллюсков – свой ответ импортным «протеинам жемчуга». Кустарное СПА-средство не только не уступало аналогам, но и значительно улучшало внешний вид применявшего его. Правда, была одна особенность – реакция с известью жёсткой воды, содержание которой сезонно колебалось в роднике из-за карстовых отложений, то поднимавшихся над уровнем грунтовых вод, то размывавшихся во время паводков. В итоге при частом и регулярном применении чудо-бальзама волосы подкрашивались в нечто седовато-серебристое.
Проходя через луг, девушка остановила взгляд на беседке, в которой состоялась её последняя беседа с Иваном, перед самой его смертью. Это после она поняла, что он уже знал. Всё знал... Ния провела ладонью по цветкам чернобыльника, словно поглаживая домашнего питомца. Она всё на своей земле ощущала живым. Ещё в раннем детстве воспринимая природу чем-то одушевлённым, она не могла понять традиционного человеческого отношения к ней. Удивительная, потрясающая в своей чистоте и яркости женственность и чувственность, которая, буквально завораживая каждого мужчину, в поле зрения которого попадала девушка, с её взрослением всё сильнее вызывала у окружающих, а в особенности – потенциальных ухажёров, панический страх. Пожалуй, Иван стал первым и последним исключением. Сама она также не воспринимала большинства из них, не ощущая чего-то… Чего-то. Она даже не была уверена в том, что её возлюбленный и наставник в полной мере отвечал этим требованиям. Им соответствовала лишь… Земля. Эту связь она начала осознавать ещё в юности, когда к обычному любопытство незаметно, но верно, шаг за шагом, присоединялись новые, неведомые до селе чувства, первоначально заглушаемые шаманскими практиками. Да, как ни странно – именно так. Возможность видеть невидимое и слышать неслышимое, перемещая своё сознание на качественно иной уровень восприятия, заставляло её сконцентрировать своё «Я» в области информационного обмена, который, следует отметить, получался у девушки на высоте. А для того, чтобы уловить биение сердца самой планеты, а не только лишь взоры и голоса её жителей, нужно раскрыть не разум, но – душу.
Весь жизненный путь Нии можно было бы разделить на три ступени лестницы её личностной эволюции. Социальная реализация, в которой даже не были или почти не были задействованы её «запредельные» возможности, возвела на вершину девиз «через тернии – к звёздам», что проявляло себя и в целеустремлённости, и в революционности взглядов, и, порою – в новаторстве на грани с прожектёрством. Хотя это и не принесло пользы в мире физическом, но всё же стало плацдармом для дальнейшего пути. А путь-то был по морю… Иначе опыты общения с «иным миром», где ничего не может быть строго определено с точки зрения формы и места, и не назовёшь. Это оказало позитивное влияние и на становление девушки в обществе: потусторонняя относительность научила интуитивности и гибкости, а также… освободила от зацепленности за порядок и болезненного «чистоплюйства».
Но каждое достижение должно быть площадкой для старта к новым вершинам, а не местом для шезлонга. Или дело всего лишь в том, сколько уступов на горе, которую ты взялся покорить? Возможно, то, что девушка ощущала, вдыхая аромат цветка в городском парке или погружаясь в атмосферу дикой первозданной природы, касаясь нежных ветвей деревьев своего сада или сильной ладони наставника, уже было её личным сокровищем, которое совсем не нужно искать, подобно затерянному кладу, а всего лишь увидеть. Рассмотреть. Осознать. Почувствовать…
Способность понимать суть, не ощущать гармонию, как Вита, или видеть сокрытое, подобно Нате, а именно – суть. Истину. Нити мироздания, свитые в цельный узор, также как и совершенство самого рисунка божественного полотна… Вот только порою слишком сложно высказать… Похоже, Ната так и не поняла её. Не поняла, почему она не видит угрозы в Марине, считая подругу слишком оптимистичной… Сколько зла, сколько добра – какая разница? Главное – это то, что нужно. Данному человеку в его судьбе, выбранной им самим. Мы сами выбираем, кем и чем нам быть, но порою не сразу осознаём свой выбор. Нет пути в рай или в ад, есть лишь твой путь. О-о… Сколько косых взглядов было в сторону неё самой, а в сторону Ивана… Да, что уж греха таить, если Ната отчасти разрушитель внутренне, то для мужа и наставника Нии это было призвание и путь самореализации. А уж когда у него появилась ученица-«революционерка»… Только держись… Совсем другим он был, общаясь в мире духов – хранителем, а ученица стала ручьём, быстрым и стремительным, пробивающим дорогу среди скал и оживляющим высохшие озёра…
Пока не настал час Инициации, только в понимании экзальтированных мистиков представляющей собой массу бессмысленных обрядов, слов и атрибутов. Что это на самом деле? Пока никто не ответил на этот вопрос так, чтобы было применимо к любому случая. Для каждого – своё… Это даже не «час», не день, месяц, год, не то, что можно сделать по заказу. Оно само придёт к тебе тогда, когда будешь готов. Возможно – неожиданно. Возможно – не вовремя. Но всегда тогда, когда это действительно необходимо… Подарит… Не силу. Не знание. Но – Истину. Твою Истину. Понятную лишь тебе… Так одарила Земля Нию. Как ей казалось – с помощью Ивана. На самом деле – их обоих… Созидание и трансформация… Прозрение и превращение… Словно сине-белый лотос на зеркальной глади, будто бы сама Земля, живая и одухотворённая, наполняющая милосердием Матери мира и вдохновением Творца.
…На этот раз местом трапезы стала беседка. Точнее – не совсем трапезы: там не было ни стола, ни стульев. Только чаша с пламенем на возвышении посреди беседки. Ясно-золотым и душистым, как сада и луга, леса и поля, как звонкое небо и чистая водная гладь, отразившая последний луч заходящего солнца самого длинного дня в году… Подобным благоухающим цветам пасеки, душа которых словно передалась мёду, наполнившему силой новой жизни пиво и свежевыпеченный хлеб, который хозяйка, разламывая, раздавала гостям. Дарила вместе с частичкой любви, своей и земли, сотворившей такое чудо… Вместе с песней, с первыми звуками которой замолчала даже выпь, традиционно знаменующая время заката, уступая… И Великое вращение самой Вселенной слышалось, виделось и ощущалось в нотах, льющихся, казалось, из самого сердца Земли, в кружении хоровода по искрящемуся росой лугу, словно уносящему вдаль прямо по звёздному куполу ночного небосвода… Отправляя душу в неизведанные миры или, может… в свой собственный, чтобы вернуть на рассвете в этот, но – обновлённой.