Автор Тема: Любовь  (Прочитано 5073 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Ви

  • Читатель
  • *
  • Сообщений: 2
  • Репутация +0/-0
    • Просмотр профиля
Любовь
« : 30 Июнь 2017, 20:21:40 »
Друзья,
Представляю первую половину своей прозы. Пожалуйста, не судите строго, это мой первый рассказ здесь. Начало хромает (почему, везде. не знаю, как с этим бороться), всю душу всегда вкладываю к концу.




Дневник Алены.

Когда девушка, за которую я был готов отдать жизнь, призналась, что любит другого, я подумал, что мне больше не стоит жизнь. Слишком много любви я отдал ей, слишком многое внесла она в мою жизнь, чтобы теперь покидать её. Может, она никогда меня не любила? Но я не могу так думать, поскольку верю в неё и знаю, что её чистая душа не способна на обман. Но что же тогда? Откуда взялась её новая привязанность? Любовь с первого взгляда? Но нет, такая девушка не могла так быстро влюбиться. К тому же, она любила не внешность, а душу человека, а для того, чтобы кого-то хорошо узнать, нужно время. А она почти все свободное время проводила со мной. Но тогда что же?
И я решил все вспомнить. Все, что произошло и имело хотя бы мало-мальски важное значение. Я решил покопаться в воспоминаниях и найти, какую ошибку совершил я, когда упустил свою счастье, что же все-таки произошло…

1 глава.
Я был журналистом и писал неплохие статьи. Редактор журнала неплохо держался со мной и пару раз приглашал к себе на чай. Однако мои честолюбивые надежды не ограничивались маленькими статьями, в которых мне даже не позволялось выражать свое мнение. Однако я не торопил время и надеялся, что судьба будет благосклонна ко мне.
Жизнь ничем не обделила меня. Моей внешности мог позавидовать любой парень. Знакомые нередка говорили, что я как с картины вышел – высокий, статный, широкоплечий, спортивный, синеглазый, с копной каштановых шелковистых волос. Неудивительно, что девушки сходили по мне с ума, а парни молча завидовали. Любовные победы давались мне обычно легко, и поэтому я быстро охлаждал к предмету своего внимания. Скажу, порой мне становилось тоскливо на душе, что вся моя жизнь и пройдет серо и буднично. Вся жизнь состояла из вереницы бессмысленных событий, которые не оставляли следа на души и проходили незамеченными. Каждый день – одно и то же, все та же новая победа, а потом – охлаждение.
Однажды на дискотеке я познакомился с одной бойкой, упертой девчонкой. Она была меня на несколько лет младше, но заставила мое сердце биться сильно. Впервые я познакомился с кем-то, кто заинтересовал меня не только своей внешностью, но и остроумностью и гибкостью ума. Наташа – так её звали – шутливо разговаривала со мной и весело смеялась, а на следующий день я узнал, что она дочка начальника редакции журнала, на который я работал. Мои родители оставили мне неплохое наследство, да и зарабатывал я неплохо, но Наташа была намного богаче меня. Когда я проходил мимо их дома, то присвистнул от удивления. Это был настоящий особняк, охраняемый и обслуживаемый прислугой. Я подумал, что здесь одержать победу мне будет непросто и вряд ли её родители одобрят меня. Однако Наташа зацепила меня, и я решил не сдаваться. На следующей дискотеке я снова встретил её. Она была ещё обворожительней, чем в первый раз. Роза, приколотая к волнистым светлым волосам, делала её милое личико очаровательным. Невысокая, но стройная, в белом шелковистым платье, облегающем её фигуру, на блестящих туфлях на каблуке, она выделялась среди своих подруг и притягивала немало завистливых взглядов. Я настойчиво подошел к ней и смело заговорил. Она удивилась моей напористи и твердости. Казалось, я решил весь вечер не отходить от неё. Я сразу понял, что это ей не понравилось, поскольку она не собиралась проводить все вечера с одним ухажером. Я догадался, что ей до этого не часто приходилось ходить на дискотеки и теперь она наверстывала упущенное. Но я ничего не мог с собой поделать, меня тянуло к ней, как к магниту. Наташа потанцевала со мной, но после откровенно призналась, что мое общество ей «осточерствело».  Я побагровел от гнева и молча отошел в сторону. Без женского внимания я не остался, но её слова глубоко упали мне в душу. Однако я был горд, чтобы унижаться, и теперь планировал, как бы поскорее позабыть эту историю. Я слишком много танцевал и много выпил, поэтому когда возвращался домой, было так темно, что я с трудом различал дорогу. 
Когда я завернул в узкий переулок, решив сократить путь, то внезапно услышал крик, похожий на стон:
- Отпусти меня!
Я вздрогнул. Голос принадлежал Наташе. Я бросился вперед и вскоре с трудом различил её силуэт около подъезда. Рядом с ней стоял пьяный парень, который грубо приставал к ней. Я был поражен и глубоко возмущен. Забыв о нанесенной обиде, я подбежал к пьяному и с силой ударил в него кулаком. Он был сильным с беззащитной девушкой, но меня испугался и, вытирая кровь, убежал прочь быстрее, чем я успел разглядеть его лицо. Я подал руку Наташе. Она молча встала, оперлась об мое плечо и тут я заметил, что она молча плачет. Мне стало безумно жалко её. Я прижал к себе и стал успокаивать, как маленького ребенка. Постепенно она затихла.
- Хочешь, мы зайдем в одно ночное кафе? – предложил я. – Ты приведешь себя в порядок и чего-нибудь выпьешь.
Она молча кивнула. Мы пришли в кафе. Пока я делал заказ, Наташа приводила себя в порядок в туалете. Когда она пришла, то лишь бледность лица и напуганный взгляд говорили о произошедшем.
Она выпила кофе с ликером и съела булочки, которые принес официант. Мы были одни, и чувствовали себя спокойно и уютно. Официант пару раз подходил к нам, но вскоре сел в сторонку и не надоедал своим присутствием. Вначале ни о чем не получалось поговорить. На все мои тщетные попытки Наташа молча кивала головой и ничего не отвечала. Потом внезапно гневно сказала:
- Он предложил меня проводить. Если бы я знала…
- Тише, - я взял её за руку, - забудь об этом. Ничего не произошло, значит, не стоит и думать об этом. Где ты живешь? – я решил не показывать, что знаю об этом. – Я тебя провожу.
Она молча кивнула. Я расплатился, и мы пошли. Идти далеко не пришлось, уже вскоре над нами нависал огромный особняк. Наташа неловко затопталась на месте, а потом произнесла:
- Спасибо, - и вдруг внезапно поцеловала меня и скрылась за забором. Внутри меня затрепетали бабочки.
После этого наши отношения стали набирать неизведанные обороты. Всего через неделю мы уже не могли друг без друга жить. Мы повсюду ходили вместе, гуляли в самых укромных тихих закоулках и наслаждались обществом друг друга.  Мне давно не было так хорошо и радостно на душе.
Однако я все еще не был у неё дома и не был представлен её родителям. Конечно, я знал её отца в лицо, но у него было слишком много подчиненных, чтобы он мог знать меня. Однако в наших мечтах мы были женаты, и оттягивать знакомство казалось невозможно. И однажды Наташа позвонила мне и пригласила на ужин. Однако попросила, чтобы я оделся формально, как если бы шел на деловую встречу. Мне это сразу не понравилось. А когда я был представлен её родителям, то понял, что не понравился им. Её мать держалась сухо и натянуто, отец разговаривал с каким-то презрением и снисхождением. Легко было догадаться, что он считал. Будто я ухаживаю за его дочкой из карьерных побуждений. На столе передо мной лежало несколько бокалов и приборов, и я растерялся. Я никогда ничего не знал об этикете и не знал, что он до сих пор может соблюдаться в семейном кругу. Наташа пыталась мне помочь, но она сидела далеко и лишь её теплая улыбка ободряла меня. Я сидел по левую руку от Антона Павловича и подвергался целому граду его вопросов, причем на некоторых проваливался с треском. Это было тяжелое времяпрепровождение, и я вздохнул с облегчением, когда ушел от них. На следующий день Наташа пыталась меня успокоить и уверяла, что это ничего не значит, но я боялся, что что-нибудь может произойти. И оказался прав.
Однажды утром начальник вызвал меня к себе. Я сразу заподозрил что-то неладное. Дмитрий Анатольевич разговаривал со мной крайне высокомерно и грубо. Он ни словом не  обмолвился о Наташе, однако дал мне поручение: написать статью о жизни в деревне и в частности об условиях жизни детей в приюте. Я остолбенел:
- Но я не владею информацией, - пробормотал я ошеломленно.
- Это вас не освобождает от работы, - хмуро произнес Дмитрий Анатольевич и протянул мне бумагу, - вот вам адрес одного человека. Вы остановитесь у него, и он введет вас в курс дела.
- Деревня Овечкино! – прочитал я и побелел. – Но это день езды отсюда!
- Молодой человек, - отчеканивая каждое слово, зло сказал начальник, - вы хотите потерять работу?
Я прикусил язык и спрятал бумагу.
- Вы там пробудете две недели. Статью жду 15 июля. Всего доброго.
Я молча кивнул и вышел из кабинета. Ссылка! Меня отправили в ссылку! Я не знал, как это назвать по-другому.
Когда я пришел домой и позвонил Наташе, телефон взяла какая-то женщина и холодно попросила меня сюда не звонить. Я не знал, что делать. Через день мне надо было уезжать, а я даже не мог увидеть её. Ночью я снова подошел к её дому. Но что я мог сделать? О перелазевании через высокий забор не могло и речи быть. Её аккуант из интернета был удален. Что мне оставалось делать? Две ночи подряд я не мог уснуть. В день отъезда я встал разбитый с больной головой.
На перроне было много народу. Стояли молодые люди, которых провожали девушки. На душе было тоскливо. Я отвернулся и стал смотреть прямо, когда почувствовал чьи-то руки. Я обернулся и тут же ощутил прикосновение губ Наташи. С трудом я оторвался от неё и взволнованно спросил:
- Как ты? Где ты была? Что произошло?
Наташа прижалась ко мне.
- Меня сторожили, как принцессу во дворце, - с грустным смешком ответила девушка.- Я с трудом убежала из дома. Я знаю, что ты уезжаешь на две недели и мы с тобой не увидимся, но я не боюсь этого. Ты вернешься, и мы что-нибудь придумаем. Отец не сможет нам помешать. Если он что-то сделает, я убегу из дома. Мне все равно, слышишь?
Я крепко прижал её к себе.
- Все хорошо, - прошептал я. – Мы выпутаемся из этой ситуации. Надо только подождать две недели. За это время я что-нибудь придумаю.
- Я буду ждать, любимый, - прошептала Наташа и прижалась к моему лицу.
Когда я сел в вагон, на душе у меня было тише и спокойней. Я чувствовал, что по-прежнему любим. Вдвоем мы сможем все решить.

2 глава.
В деревню я приехал вечером. Здесь стояла поразительная тишина, только стайка мальчишек в рваных штанах пробежала мимо меня с мячом, подняв дорожную пыль. По дороге мне не встретилось ни одной машины. Деревня выглядела заброшенной и оставленной цивилизацией. На душе снова стало тоскливо.
Дом, в котором мне нудно было остановиться, находился в самом конце. Вокруг не было забора и раздольно прогуливала курица с цыплятами. На привязи сидел огромный пес, который тут же поднял громкий лай. Сказать честно, я боялся собак, и вид разозленного пса пришелся мне не по душе. Не возьмись откуда выскочил индюк и набросился на меня. Я выронил чемодан и, спотыкнувшись, упал на землю. Довольный индюк издал непонятный звук и молча уставился на меня. Я услышал звонкий смех и увидел девушку лет 17. Одетая в грязное серое платья, с засаленными волосами, убранными в платок, она стояла и откровенно смеялась надо мной. Я покраснел и поспешно встал. Все внутри клокотало от ярости.
- Ну, ну, - она подскочила к индюку и увела его в сторону, - плохой мальчик! Разве можно так пугать людей?
Она говорила серьезно, но глаза её блестели со смехом.
- Вы принесли почту? – спросила она меня.
- Нет, - высокомерно ответил я. – Могу я видеть Владимира Егоровича.
- Так вы к папе! – обрадовалась незнакомка. – Проходите в дом. Папа в сарае, но я позову его.
Я вошел в дом и остался в коридоре. В доме стоял запах хлеба и парного молока. У моих ног потерся облезлый кот, которого я поспешил прогнать.
- Да проходите же! – Девушка буквально втолкнула меня в комнату, которая оказалась кухней. – Сядьте, папа сейчас придет.
Не успел я опомниться, как передо мной на столе оказалась кастрюля с картошкой, рядом – тарелка с салатом и кружка с молоком. Я был голоден, поскольку не ужинал, но вид этой еды вызвал у меня отвращение. Девушка как будто ничего не заметила и руками взяла картошку.
- Я боялась, что не доварилась, - с набитым ртом произнесла она, - немного пересолила, но папа любит соленое. Почему вы не едите?
- Я не голоден, - фыркнул я.
- Ой, простите, я забыла! – внезапно воскликнула девушка. – Вы же городской! – она принялась рыться в шкафу и вскоре достала мне огромную ложку.
- Прошу, - довольная собой, произнесла молодая хозяйка.
Я молча взял и для приличия съел одну картошину, которая оказалась горячей и пересоленной.
- А меня Аленой зовут.
Я хотел промолчать, но девушка уставилась на меня, выжидая, и я буркнул:
- Леша.
- Леша? Как жаль! – воскликнула Алена. – У нас собаку зовут Лешкой. Мы будем вас путать. Вы не против, если мы будем вас звать Лелей? Мы так зовем кузена, которого тоже зовут Лешей.
Я побагровел от такой наглости, но не успел ответить, как в комнату вошел, на удивление, щупленький, бледный немолодой человек с маленькими глазами и острым подбородком. Он порывисто пожал мне руку и, ничего не спрашивая, сел рядом и принялся за еду.
- Папа, ты бы хоть руки помыл! – укоризненно сказала Алена.
- Ничего, не помру, - весело ответил Владимир Егорович.
В конце концов я не выдержал и напомнил о себе. Владимир Егорович с удивлением взглянул на меня, как будто только увидел:
- Вы можете не объяснять, молодой человек, - перебил он меня. – Гостям мы рады всегда и не важно, какая причина привела их к нам. Поэтому добро пожаловать! Алена вас проводит в вашу комнату.
Я хотел поскорее остаться один и поэтому встал. Улыбка не сходила с лица девушки, пока она вела меня в мою комнату и, не умолкая, говорила. Я угрюмо молчал в ответ. Комната была небольшая и неуютная, хотя прибранная и скромная. Здесь не было ничего лишнего и никакой мебели, кроме кровати, стула и стола. На столе стояли книги.
- Вы, наверно, любите читать, - сказала Алена, указав на книги, - поэтому вам эта комната должна понравиться.
Я сдержанно поблагодарил и принялся разбирать чемодан, показывая, что хочу остаться один. Алена немного постояла и тихо ушла, закрыв дверь. Я сел на кровать, уткнулся головой в подушку и так лежал неподвижно около часа, чувствуя себя ужасно.

3 глава.
- Леля, иди сюда! Леля, смотри же! Скорей!
Я вылетел из дома и, забыв про лестницу, чуть кубарем не полетел с лестницы. Выругнувшись, я потер оба колена и поспешил на голос. Алена что-то держала в руках, лицо её краснело от радости. Я подошел к ней, и она открыла руку. В глаза мне порхнула бабочка с ярко-синими крыльями и тут же исчезла в небе.
- Улетела! – разочарованно воскликнула Алена, и лицо её перекосилось от разочарования.
- В этой бабочки не было ничего особенного, - поспешил я заверить её, - таких бабочек пруд-пруди в Москве. Я обязательно пришлю тебе по почте.
- Правда? – слезы сразу исчезли с её лица, а щеки вновь заалели. – Ты чудо! – и она поцеловала меня в щеку и, прыгая на одной ноге, пошла к курятнику. Её рыжие волосы выбивались из-под платка, из-под платья в полоску, испачканного в грязи, блестели черные пятки. Она была ребенком, безобидным, задорным, веселым и добрым ребенком, и с трудом верилось, что ей 18 лет. И она всего на 6 лет младше меня. Между нами была огромная пропасть, которая заключалась в моем образовании, взгляде на жизнь, привычках и во всей жизни.  У Алены все было проще. Она закончила школу, но не собиралась никуда поступать учиться. Она не была глупа, однако образованностью тоже не отличалась. Все свои скудные знания она черпала из книг и своей деревенской жизни, общения с отцом и другими людьми, которые тоже не получили образования, но знали много вещей, о которых я даже не догадывался. Однако Алена, в отличие от меня, не чувствовала никакой барьер в общении и выдавала мне все свои сокровенные мысли. По её лицу можно было читать, как по открытой книге. Её жизнь в этой глуши казалась мне серой и однотонной, поэтому я не понимал, что вызывало неизменную улыбку на её лице. Любое маленькое событие, которому я никогда бы не придал значения, могло сделать её счастливой. Однако поистине счастливой я увидел её в детдоме. Казалось, это был её дом, её семья. Когда мы пришли туда, все дети бросились к ней и окружили её плотным кольцом, вытеснив меня. Они смеялись и о чем-то громко разговаривали, и я видел, что Алена забыла обо всем, забыла обо мне, для неё существовали только они – эти никому не нужные, забытые родными родителями, брошенные на произвол судьбы дети. Она делала для них все, что было в её силах – играла, следила за ними, готовила, помогала нянечкам убираться. Она могла сидеть даже с новорожденными детьми, и я удивлялся, где она понабралась этих знаний. Она одной рукой укачивала самых крикливых детей, при звуках её голоса плачущие малыши замолкали и начинали издавать слабые попытки заговорить. За день, проведенные в детдоме, я узнал от Алены об этих детях все, о чем бы не смог самостоятельно узнать даже за несколько лет. Она могла часами говорить о них, а мне оставалось только запоминать и записывать услышанное. Поначалу я пытался все это печатать, но после махнул рукой и стал носить с собой блокнот, куда вносил все, что касалось моей темы. Алена нередко без разрешения заглядывала в мой блокнот и вносила какие-то записи. Она писала коряво и с ошибками, но её мысли были точнее и яснее моих. Однажды вечером мы шли из детдома домой. Алена была молчалива, а потом внезапно она резко взяла меня за руку и взволнованно произнесла:
- Знаешь, что?
- Что? – спросил я, глядя в её взволнованное, усыпанное веснушками лицо.
- Я отдала бы жизнь, лишь бы сделать этих детей счастливыми! – на одном дыхании произнесла она серьезно и отпустила мою руку.
- Боюсь, что этим детям нужна твоя жизнь, - заметил я.
Алена нахмурилась.
- Ничего ты не понимаешь! – горячо воскликнула она. – Я имею в виду, что если бы им стало жить хотя бы чуть-чуть полегче, то я могла бы умереть для этого. Понимаешь?
Я молча улыбнулся и хотел пуститься в дискуссию, но Алена отвернулась и пошла быстрее, чтобы не слышать меня.
Однажды Алена долго не возвращалась домой. Мне пришлось самому взяться за ужин, поскольку Владимир Егорович был занят. Я прожил здесь уже почти неделю, но все равно не привык есть из одной миски и накладывал себе еду в тарелку. Когда мы доедали ужин, вернулась Алена. У неё был загадочный вид, и она хитро поглядывала на нас из-под своих длинных загнутых ресниц. Владимир Егорович не придал этому значения, однако я спросил:
- Где ты была?
Алена только и ждала этого вопроса.
- Вы не представляете, с кем я познакомилась! – взахлеб принялась она рассказывать, даже не притрагиваясь к еде. – Гуляю я, значит, у станции, и тут какой-то человек такой важный, в пальто и очках, важнее даже Лели, подходит ко мне и начинает спрашивать все про деревню, где тут можно остановиться, есть ли тут гостиница. Ну я ему рассказала, что гостиница в часу езды. Он спросил, что тут еще есть интересного. Он здесь остановился на несколько дней проездом и не знал, чем себя занять. И я ему рассказала, что тут есть детдом, но что денег выделяют мало и дети голодают. Он очень заинтересовался, взял адрес и сказал, что обязательно придет им помочь, поскольку денег у него много, а куда девать – не знает. Вы представляете?
Глаза Алены горели, я никогда не видел её такой возбужденной.
- А не обманет? – нахмурился Владимир Егорович.
- Ну, ты что, папа! – расстроилась Алена. – У него такое лицо доброе, да и такими вещами не шутят! Я уверена, что он завтра обязательно придет!
Я промолчал, поскольку не был таким наивным и не верил в добрых людей, встречающихся на дороге.
Весь следующий день я только и слышал от Алены, что Никита Николаевич – а так звали её нового героя – обещал сделать то-то и то-то и что он такой добрый и хороший. Я чувствовал, что тут что-то не то и пытался сказать об этом Владимиру Егоровичу, что, может, ему следует познакомиться с этим человеком, но тот добродушно отмахивался и говорил, что ничего плохого от этого не случится. У меня не было времени ехать в детдом, где этот человек стал частым гостем, поскольку неделя подходила к концу, мне надо было заканчивать статью, а для начала собрать все свои записи и напечатать на ноутбуке. Я хотел показать её в завершенном виде Алене и поэтому торопился. Последние пару дней мы почти что не виделись. Алена много работала в детдоме, а я сидел и печатал и помогал Владимиру Егоровичу по хозяйству. День моего отъезда пришелся на вечер 14 июля. Стояла необыкновенная жара, и я весь день не выходил из дома. Статья моя была не завершена, и я несколько раз садился за неё, однако не мог закончить. Жара действовала на меня угнетающе. Я предложил Алене прочитать начало, но она отказалась, сказав, что не может читать незавершенную работу.
- Я потом куплю газету и прочту её, - говорила она, хотя я ей объяснял, что эта статья пойдет в интернет, но она упорно забывала об этом. 
К вечеру стало попрохладней. Алена подметала пол и была молчалива. Мне тоже не хотелось разговаривать, странные чувства одолевали меня. Я не мог поверить, что эта жизнь, которую, как я уверял себя, я не любил, которая была однотонна, скучна, подходила к концу и больше никогда не повторится. Для Владимира Егоровича и его дочери это было все привычно. Люди нередко останавливались у них, и они научились не привязываться к гостям. Мне было тоскливо, и я злился на себя. Я знал, что  дома, в суете жизни, я обо всем забуду, и образ этих деревенских тружеников сотрется у меня из памяти. Владимир Егорович уходил на собрание, поэтому попрощался со мной заранее – сердечно, ласково, но отстраненно. Я сразу понял, что как только он выйдет из дома, я уже не буду занимать его мысли. Лишь Алена пошла меня провожать. Я заметил, что она даже переоделась, и на ней было чистое светло-желтое платье в крапинку, которое шло к её серебристым волосам, которые она убрала в пучок, отчего выглядела одновременно взрослее и забавнее. В спешке она забыла умыть лицо, и когда мы шли на остановку автобуса, я заметил, что щеки её перепачканы в земле. Это так позабавило меня, что я стал поневоле смеяться. Алена нахмурилась и стала приставать ко мне, чтобы узнать, над чем я смеюсь. Я не говорил, лишь молча сотрясался от смеха.
- Ах, так! – вспыхнула она. – Тогда пока, Леля! – она повернулась и побежала прочь. Я подумал, что она шутит, однако фигурка девушки начала медленно уменьшаться вдалеке. Я позвал её, но Алена не повернулась. До автобуса оставалось мало времени, однако я не хотел ехать до вокзала один, поэтому я бросил чемодан и побежал за ней. Через пару минут я догнал её и силой остановил. Я схватил её за плечи и повернул ко мне, и тут с удивлением увидел, что она плачет. Я видел, как Алена плакала, когда ушибла ногу или когда обожглась кипятком, но это были другие слезу. Она молчала, а бусины слез ручьем стекали по её шершавым щекам. Все внутри меня странно перевернулось. Не зная, что делать, я растерялся, однако после принялся трясти её за плечи и пытаться узнать, что случилось.
- Алена, я тебя обидел? – догадался я. – Пожалуйста, не плачь, и послушай, ведь я же не хотел! Неужели ты обиделась, что я смеялся над тобой?
Она молча завертела головой и попыталась отвернуться, но я крепко держал её.
- В чем тогда дело? – спросил я.
Она плотно сжала губы и твердо произнесла:
- Не скажу.
- Скажи!
- Нет, - завертела она головой, упрямо сверкнув глазами.
- Тогда пошли, а то мы опоздаем.
- Я не пойду.
- Ты не хочешь меня проводить?
- Нет.
- Да что с тобой, в самом деле! – в сердцах воскликнул я. – Плачешь непонятно из-за чего и отказываешься меня проводить! Что я должен думать.
- Ты же умный, пишешь в газетах, вот и подумай! – сердито сказала девушка. – А теперь я ухожу. Прощай!
Она вырвалась, хмыкнула и, гордо вскинув голову, пошла прочь, не оборачиваясь. Я лишь растерянно глядел ей вслед.
Когда я ехал в поезде, начался дождь. Окно запотело, и ничего не было видно. Напротив меня сидел пьяный старичок, от которого на весь вагон пахло спиртом. Он сидел и раскачивался, глядя вперед перед собой. На какой-то миг мне показалось, что я хотел бы поменяться с ним местами и сидеть и также бессмысленно смотреть вперед, ни о чем не думая. А впереди была вереница проблем, которые ждали меня дома и которые надо было решить.

4 глава.
- Мне не нравится, - Антон Павлович кинул рукопись на стол, - такое чувство, что вы там даже и не были. Вы пишите сухо и сдержанно, а в этом деле нужно больше красок, чтобы читатели прочувствовались и заплакали. Нам нужны слезы, а не факты. Что дети живут бедно, все знают. Надо это показать в нужном свете.
- Зачем это показывать? – сдержанно спросил я. – Зачем это вообще нужно описывать? Свою цель я вижу в том, чтобы проинформировать людей и заставить их помочь этим детям. Вызывать у них слезы будет вид этих детей, когда они приедут посмотреть на них.
- Вызывать слезы будет грамотно написанная статья, - Антон Павлович повысил голос, - вы что-то еще хотите сказать?
- С вашего позволения, да.
- Только быстро, у меня нет времени.
- Я хотел бы вас попросить подписать заявление об увольнении.
Лицо Антона Павловича вытянулось. Мое увольнение означало, что он лишался каких-либо очагов воздействия на меня.
- Вы не хотите сказать…
- Вот заявление, - я перебил его, положив листок на стол. – Всего доброго.
Я вышел на улицу. Было ветрено и свежо, на душе – свободно и пусто. Последняя нить, которая заставляла меня действовать, что-то делать – эта работа – порвалась, и теперь больше ничто меня не привязывало к дому.
Сегодня вечером я должен был встретиться с Наташей. Она привязалась ко мне с такой силой, какой я не мог от неё ожидать. Она была ласкова и добра и не перечила со мной. Она готова была бросить семью и уйти со мной. Она была готова на все. Но готов ли был я? Я не знал. Вот уже из-за неё я ушел с работы. К чему дальше могли привести наши отношения?
Мы сидели в ресторане и разговаривали. Точнее, в основном говорила Наташа, а я угрюмо смотрел в тарелку.
- Ты сегодня не такой, - внезапно сказала Наташа. – Что произошло?
Я не хотел говорить, но все же ответил:
- Я уволился.
- Уволился? – вскинула брови Наташа. – Но на что же ты теперь будешь жить?
- Я не знаю.
- И чем ты будешь заниматься?
- Я не решил. Мне ничего не хочется.
- Милый, ты не должен так опускаться. Я пришлю тебе по почте адреса пары людей из редакции. Я уверена, что тебя возьмут! Ты же у меня такой умный, - и она обворожительно улыбнулась.
- Не знаю. Мне не хочется работать.
- Ах ты лентяй! – и она задорно ударила меня по щеке. – Тебе не надо так думать. Если человек не работает, он деградирует и становится скучным. Конечно, такой умный человек, как ты, не может стать скучным, но ты просто умрешь с голоду! Ах, если бы у меня была работа! – и Наташа грустно вздохнула. – Но, к сожалению, пока я только учусь. Но уже через год папа обещал найти мне очень хорошую работу. Тогда, любимый, я разрешу тебе взять отпуск. Но пока тебе надо работать! А теперь хватит об этом. Я хочу, чтобы ты сводил меня в кино.
- Давай не сегодня?
Наташа надулась и замолчала. Я почувствовал себя виноватым и поспешно произнес:
- Мы обязательно сходим, но только в другой раз. Сегодня не самый лучший день для этого.
- Прости, я забыла, что ты уволился. Наверно, мне лучше пойти домой?
- Я провожу тебя.
По её лицу я понял, что она ожидала, что я буду её отговаривать, и огорчилась, что я так быстро согласился. Однако я ничего не мог с собой поделать. Вот уже месяц я ходил сам не свой, и все былые радости потеряли свой смысл. Проводив Наташу, я вернулся домой и снова прочел свою статью. Да, она была не идеальна и требовала коррекции, но ведь не все же так плохо? Я не хотел больше ни над чем работать. И я чувствовал, что и не смог бы. Что-то угнетало меня, что-то было не решено. Я резко поднялся и зашел в интернет. Билеты еще были. Я забронировал их, покидал пару вещей в чемодан и лег спать. Я знал, что если я не съезжу туда, я не смогу больше писать. Более того, я не смогу больше жить.

5 глава.
Приехал я вечером. Еще подходя к дому, я ощутил знакомый запах молока и животных. Подойдя, я остановился. Странные чувства сжали меня, и я не мог пошевелиться. Чего я хотел, чего ждал от этой поездки, я не знал. Однако впервые я решил действовать так, как требовало мое сердце, не слушая разум.
Вскоре я увидел Алену. Она сидела на корточках перед грядками и полола их. Услышав мои шаги, она,  не оборачиваясь, произнесла:
- Если вы к папе, то он болеет и не может к вам выйти.
- А если я к Алене Владимировне? – тихо спросил я.
Девушка разом вскочила, как будто её ударили плетью, и обернулась. Вмиг её лицо озарилось радостью.
- Лёля! – крикнула она и, бросившись ко мне, обняла меня. – Ты приехал!
Я осторожно обнял её, но внезапно она вырвалась и настороженно взглянула на меня:
- А зачем ты приехал?
Я улыбнулся и протянул руку, но она спрятала руки за спиной и подозрительно смотрела на меня.
- Ты больше не будешь моим другом? – спросил весело я. Вид этой девушки снова вернул мне хорошее настроение.
Алена молчала и выжидательно смотрела на меня. Я шагнул вперед.
- Я приехал к тебе.
Она все еще не верила мне.
- Зачем? – нахмурилась она.
- Разве я не могу приехать к девушке, которая мне нравится? – я попытался изобразить возмущение, но вид рассерженной Алены только смешил меня.
- Я не верю! – она топнула ногой. – Ты говорил, у тебя есть девушка.
- Видимо, тогда была.
- А еще ты работаешь, - важно напомнила она мне.
- Но теперь нет.
Алена широко открыла от удивления рот. То, что я теперь был без работы, просто шокировало её и не укладывалось в её маленькой головке.
- Значит… правда? Ты без работы? – прошептала она.
Я молча кивнул и протянул руки:
- Ну а теперь ты подойдешь ко мне?
Она осторожно шагнула вперед, и я заключил её в свои объятия. Когда я еще только ехал, то не думал ни о чем таком, но теперь, когда я увидел её, это казалось естественным и необходимым. Даже когда она оказалась у меня в объятиях, в ней все еще чувствовались неуловимость и неосторожность. Я прижался к ней губами.
- Ты мне веришь?
- Почему ты мучил меня? Почему не сказал раньше?
- Я боялся, - честно ответил я.
- Чего?
- Новой жизни.
- Какой ты смешной, - и она смело посмотрела мне в лицо.
Наверно, в жизни каждого человека есть время, ради которого стоит жить, воспоминания о котором навсегда греют его сердце и память о которых никогда не тускнеет в сердце. Ради этого времени можно пережить многое, то, что ты уже пережил и то, что потом приготовит тебе судьба.
Так вот, это время и настало для меня. Эта неделя, что я прожил там после объяснения с Аленой, была самой счастливой в моей жизни. Мы были вместе. Я узнал от Алены столько, сколько не надеялся узнать ни от кого другого. Она подарила мне такие искренние, чистые чувства, которые не смог бы я сам никому подарить. Она научила меня любить по-иному и по-иному смотреть на любовь, по-другому воспринимать её. Каждый день я просыпался и знал, что день полон сюрпризов. Алена показывала мне обыкновенные вещи, но заставила на них смотреть её, особым, взглядом, в каждой будничной вещи видеть поэтичность и красоту. Она будила меня рано утром, чтобы мы пошли ловить рыбу и не поймали ни одной. Мы сидели, холодные, сонные, над рекой, над которой ещё клубился туман, и ждали, когда дернет удочка. Мы молчали, но нам не было скучно. Мы ездили в детдом, и я вместе с Аленой выполнял самую тяжелую, грязную работу. Я научился видеть детей её глазами, также любить и ценить их. Её богатый друг уехал, но оставил небольшую сумму, на которую воспитатели смогли купить детдомовцам новой одежды. Мы вместе работали в огороде, и любая работа скрашивалась её милой болтовней. Мы, как дети, гуляли за руки и ходили смотреть на закат. Мы засыпали в стогу сена, ожидая увидеть рассвет. Мы ходили купаться, и Алена изрядно пугала меня, когда надолго пропадала под водой. Мы не смотрели вперед, не думали о будущем, мы жили и наслаждались настоящим. Алена не спрашивала, что мы будем делать дальше, на что я собираюсь жить и где работать. Её больше волновало, счастлив я, по-прежнему люблю ли её. Лишь болезнь Владимира Егоровича омрачала нашу радость, но к конце недели ему стало заметно лучше. Он достаточно добродушно отнесся к тому, что я встречаюсь с его дочкой, и не задавал мне никаких вопросов по поводу моего будущего. В конце концов я сам начал задавать себе эти вопросы. Нужно было что-то делать. Мои деньги подходили к концу, работы у меня не было, мои родители не знали, где я и что со мной, Наташа тоже находилась в неведении. Пора было решать эти вопросы. И потом, я хотел обвенчаться с Аленой, но не мог этого сделать, поскольку мое финансовое положение было шатким. Для неё это не имело значения, но для меня это было важным препятствием. Я не мог больше позволить себе бездумно наслаждаться жизнью и ничего не делать. Надо было найти работу. Но когда я заговорил об этом с Аленой, она твердо сказала, что не уедет отсюда и чтобы я не искал работы.
- Нам не нужны деньги, - уверенно произнесла она, - папа получает немного, так как у меня нету мамы, но мы обходимся всем тем, что есть у нас. Папа говорит, что земля может прокормить человека.
Я не был с ней согласен, однако предпочел не спорить. Но я надеялся со временем привезти её к себе, в подмосковье. Она нередко слушала мои рассказы про красоту Москвы, затаив дыханье. Если бы только уговорить её уехать, хотя бы ненадолго! Но Алена не могла бросить отца и более того, оставить детдом. Одна мысль об этом ужасала её. Я вздыхал, но не сдавался. К концу недели я решительно заявил, что должен уехать и наладить свои дела дома.
- Меня не будет долго, - предупредил я, - было бы лучше, если бы ты поехала со мной.
- Лёля, я не могу, - закачала Алена головой, - ты же сам понимаешь.
- Я понимаю, что не смогу без тебя прожить даже неделю.
- Тогда возвращайся поскорее!
- Это зависит не от меня. Ну почему ты не понимаешь, что мир устроен не так, как бы нам хотелось!
- В наших силах его изменить для нас, - ответила Алена.
Её было не переубедить, так же, как и меня. Я вздохнул, но все же купил билет и собирался домой. В этот вечер Алена вновь была молчалива и грустна. Она не могла ходить без дела и постоянно подметала коридор, хотя там не было и пылинки. Когда мы пошли на остановку, она внезапно вцепилась мне в руку и со слезами в голосе отчаянно заговорила:
- Не уезжай, прощу тебя!
- Но я должен.
- Я знаю, но я чувствую, что что-то случится. Мне страшно, Леля. Ты не должен уезжать.
- Успокойся, - я обнял её, - я постараюсь уложиться в месяц и вернусь к тебе. Неужели ты сомневаешься?
- Нет, я знаю, что ты приедешь. Но мне страшно… я не знаю, почему, но чувствую, что ты не должен уезжать.
Я сжал её руки и поднес к губам.
- Я вернусь, и впереди нас ждет еще более прекрасная жизнь.
- Неужели что-то может быть прекраснее, чем эта неделя? – с сомнением произнесла Алена.
- Да. Вот увидишь.
- Лёлечка, не обмани меня! Я так люблю тебя!
- А я еще сильнее, - заверил я.
Алена пыталась быть веселой, но что-то тревожило её, и в глазах стояла печаль. Мне было тяжело на душе, но обратно пути не было. Я еще долго смотрел в окно несущегося поезда, унося с собой её образ.



Оффлайн Лифария

  • Завсегдатай
  • *
  • Сообщений: 264
  • Репутация +4/-0
  • Пол: Женский
    • Просмотр профиля
Re: Любовь
« Ответ #1 : 01 Декабрь 2017, 22:05:28 »
Началось неплохо, но все равно не совсем понятно, почему он ушел от этой своей Наташи к Алене?

Оффлайн Molotilka

  • Заинтересованный
  • *
  • Сообщений: 24
  • Репутация +1/-0
  • Пол: Мужской
  • молоти,молотииииии....
    • Просмотр профиля
Re: Любовь
« Ответ #2 : 03 Декабрь 2017, 01:21:57 »
мне понравилось.Романтично,трогательно ,о любви,размышления,всё на месте,но затянуто конечно.как у льва толстого.